«Исполин вступил в строй», «Таких не знает мир», «Радостный день на Ангаре». Газеты, от региональных до всесоюзных, отзывались о пуске первого гидроагрегата Братской ГЭС в промышленную эксплуатацию исключительно с восторгом. Ничего удивительного: в СССР заработала рекордно мощная для своего времени машина крупнейшей в мире гидроэлектростанции, ещё на этапе строительства воспетой поэтами. Дух тех свершений витает над ней и сегодня, 55 лет спустя. Стремясь его поддержать, «Сибирский энергетик» обратился к прессе шестидесятых.
30 декабря 1956 года. Только вчера, если считать по местному времени, заработал первый гидроагрегат Иркутской ГЭС. «Восточно-Сибирская правда» опубликовала короткое поздравление от имени Ивана Наймушина, возглавляющего строительство следующей ступени Ангарского каскада, начальника партийного комитета стройки Германа Балезина и председателя объединённого постройкома Владимира Шпагина. «Ваши успехи приближают день, когда по проводам высоковольтной линии Иркутск – Братск пойдёт мощный поток электроэнергии, который позволит более широким фронтом развернуть строительство Братской ГЭС, – сообщали они коллегам. – Накопленный вами опыт – достойный вклад в общее дело гидростроения, и в частности в дело строительства Братской ГЭС».
«Братская ГЭС. Пятнадцать лет истории» 1954-1967 История строительства Братской ГЭС на Ангаре
«Времени мало»
1958 год. Строительство Братской ГЭС
Четыре с небольшим года спустя первые полосы газеты вновь были посвящены гидроэнергетике. Если передовица была посвящена пленуму ЦК КПСС, то следом шло сообщение о том, что смонтирован статор первой турбины Мамаканской ГЭС. А на второй странице номера за 11 января 1961 года содержался отчёт с VI Братской городской партийной конференции. «Задача номер один» на ней была сформулирована предельно ясно: «Первый из четырёх агрегатов Братской ГЭС должен быть поставлен под обороты к 44 годовщине Октября». «До пуска первых агрегатов осталось всего 297 дней, – подчёркивал первый секретарь горкома Сергей Георгиевский. – Времени мало. Значит, надо напряжённо трудиться».
Решение задач на ближайшие девять месяцев требовало действительно колоссальных ресурсов – только затраты на вынос сооружений из зоны затопления и строительство за её пределами новых посёлков и предприятий превысили 2 млрд рублей по курсу, действовавшему до денежной реформы 1961 года. Уже в мае должно было быть открыто движение на участке выноса Моргудон – Видим железнодорожной магистрали от Тайшета до Усть-Кута, план строительных работ на котором в начале года был выполнен на 80%.
Это было необходимо для того, чтобы до заполнения водохранилища успеть разобрать существующий мост через Ангару и железную дорогу, находящиеся на затопляемых отметках. Не позднее августа, отмечал начальник управления строительства здания Братской ГЭС Софрон Владимиров, основные сооружения станции должны быть готовы к затоплению у нижнего бьефа. Наполнение водохранилища было намечено на сентябрь. «И ещё десятки аналогичных вопросов, от которых зависит выполнение главной задачи, – резюмировал журналист «Восточки». – В Братском районе сейчас нет ни одной организации, которая не имела бы самого непосредственного отношения к пуску агрегатов гидростанции». А «Советская молодёжь» тем временем писала о завершении изысканий на трассе ветки от Хребтовой до Толстого мыса, которая «не только соединит место будущего строительства проектируемой в среднем течении Ангары Усть-Илимской ГЭС с крупнейшими индустриальными центрами Сибири и всей страны, но и поможет скорейшему освоению природных богатств Иркутской области».
«225 тысяч киловатт!»
Монтажные работы на Братской ГЭС (фото с сайта газеты ВСП )
В феврале старший прораб участка треста «Спецгидроэнергомонтаж» Пётр Синявский рассказывал многотиражке стройки «Огни Ангары» о том, что «за монтажниками дело не станет, мы своё обязательство выполним, лишь бы строители вовремя давали нам фронт работ». «Обязательство» – монтаж двух агрегатов до 17 октября 1961 года, чтобы к началу XXII съезда КПСС поставить один из них под обороты, и установка до конца года ещё двух машин. «Фронт работ» – отметка 349 м над уровнем Балтийского моря, до которой к моменту пуска должно быть достроено здание Братской ГЭС. То есть примерно 50 м от поверхности Ангары.
Конечно, далеко не всё на огромной стройке происходило гладко. «Темпы работ, связанных с созданием Братского моря, явно недостаточны, – информировала читателей «Восточно-Сибирская правда» 27 мая. – Особенно в Братском районе, на долю которого приходится девять десятых всех работ по подготовке ложа водохранилища первой очереди». Так, из 548 строений, в том числе жилых домов, остававшихся в зоне затопления в начале года, к 1 мая перенесли всего 133. По-прежнему работал Окинский лесодеревоперерабатывающий комбинат, цеха которого планировали остановить 30 апреля и затем демонтировать. Не успевали и построить жильё в посёлке Постоянный. На дне будущего водохранилища оставалась и древесина, которую необходимо было убрать перед его наполнением.
Подгоняли не только обязательства, которые взяли на себя гидростроители, но и производители оборудования для станции. 10 июня стало известно, что коллектив Ленинградского трижды орденоносного завода «Электросила» имени С. М. Кирова (ныне, как и родственный Ленинградский металлический завод, входит в структуру ПАО «Силовые машины») досрочно изготовил третий по счёту генератор для Братской ГЭС.
«225 тысяч киловатт! – восхищался редактор заводской многотиражной газеты Леонид Молотков, чью статью опубликовала «Восточка». – Такой мощности машин ещё не знает мир. Самый крупный из зарубежных гидрогенераторов изготовлен в Швеции – его мощность 150 тысяч киловатт. В США сейчас строится гидрогенератор в 145 тысяч киловатт».
Размеры машины тоже поражали: диаметр статора – 13,6 метра, вала – 11 метров, масса – 1300 тонн. Многотиражка писала о том, что на Братской ГЭС установят 20 таких генераторов – это предполагал изначальный технический проект, но в итоге ограничились 18. Новое оборудование между тем продолжало прибывать. В начале сентября с Ленинградского металлического завода на Ангару отправилась уже пятая турбина.
К этому моменту строители Братской ГЭС уже успели пригласить на станцию самого молодого в мире космонавта Германа Титова, вернувшегося из второго в истории человечества орбитального полёта, который впервые длился больше суток. А 1 сентября они, как и планировалось, в последний раз за время возведения станции перекрыли Ангару – началось заполнение водохранилища. «Бригадир монтажников Григорий Ануров включил гидроподъёмник, – рассказывала «Восточно-Сибирская правда». – Ангара, неистовствуя, отпрянула назад и с ещё большей силой ринулась в свободные отверстия.
Пусть она пока бушует водоворотами в нижнем бьефе плотины. Недолго осталось ей растрачивать силы на белую кипень бурунов. Скоро Ангара начнёт вращать турбины. Уже в будущем году Братская ГЭС даст стране четыре миллиарда киловатт-часов электроэнергии, в 1963 году – восемь, в 1964 году – 16 миллиардов киловатт-часов». Через пять дней издание сообщило: установлен ротор пускового агрегата.
Информацию о ходе строительства Братской ГЭС осенью 1961 года публиковали как минимум каждую неделю: журналисты, как и вся страна, пристально следили за рождением легенды. 20 сентября последовала заметка о начале монтажа второго гидроагрегата, через два дня – о том, что в кратер турбины опустили его статор. Интересно, что речь в последней статье шла про обязательство «поставить на обороты в дни работы XXII съезда партии не один, а два гидроагрегата». А 30 сентября уже всесоюзная «Правда» объявила: «Завершено перекрытие Ангары, появилось новое море – водохранилище Братской ГЭС».
11 октября начальник участка «Спецгидроэнергомонтажа» Георгий Лохматиков сообщил о том, что установка первого гидроагрегата завершена. «По опыту скоростного монтажа агрегатов на Куйбышевской и Сталинградской гидроэлектростанциях мы и сейчас решили использовать место последних двух агрегатов под монтажную площадку, – передавал он один из секретов мастерства. – Это дало сразу два места для сборки роторов и два места для сборки статоров. Мы стали вести монтаж двух агрегатов параллельно. Вот почему коллектив участка взял высокое обязательство: ко дню открытия XXII съезда КПСС смонтировать не один, как намечалось ранее, а два агрегата. И слово своё коллектив сдержал».
Первую машину собрали 10 октября, вторую – неделей позже. Информация об этом затерялась среди лозунгов ЦК КПСС к годовщине Октябрьской революции и сообщений об отчёте Центрального комитета партии и итогах обсуждения её программы. Но уже в номере «Восточно-Сибирской правды» от 28 октября заметка о том, что «прошлой ночью точно по графику поставлен на обороты первый агрегат Братской ГЭС», делила первую полосу с огромной статьёй о ходе съезда.
Митингу гидростроителей повезло меньше – текст о нём на следующий день разместили только на третьей странице. В нём среди прочего были приведены слова главного инженера стройки Арона Гиндина: «В этом году нам предстоит пустить четыре агрегата общей мощностью 900 тысяч киловатт. Эта задача, безусловно, будет выполнена успешно».
До этого оставалось ещё пара месяцев, но первый ток Братская ГЭС выдала уже 19 ноября – на открытое распределительное устройство станции подали напряжение 220 кВ. Переключение выполнила бригада участка № 4 управления строительства сетей и подстанций Александра Неверова. Линию 220 кВ от Братска до Иркутска задействовали по временной схеме – её соединили с открытым распредустройством через 13-километровый участок новой ЛЭП напряжением 500 кВ.
«Самый крупный в мире агрегат величайшей в мире ГЭС»
Пуск первого гидроагрегата в промышленную эксплуатацию состоялся 28 ноября 1961 года. Специально по такому случаю – начала работать крупнейшая в мире ГЭС – в Братск приехал первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета Министров СССР Никита Хрущёв. «Станция «Падунский порог», – начинался репортаж «Восточно-Сибирской правды», опубликованный днём позже. – Сюда и подошёл поезд. Н.С.
Хрущёв выходит из вагона весёлый и бодрый. Его появление строители встречают дружными аплодисментами. Никита Сергеевич здоровается. В ответ снова звучат аплодисменты. Секретарь [Иркутского] обкома КПСС C[ергей] Н[иколавевич] Щетинин представляет Н.С. Хрущёву руководящих работников стройки. Короткий разговор о погоде, которая в эти дни в Братске на редкость тёплая и солнечная.
Н.С. Хрущёв и сопровождающие его лица садятся в машины».
Кортеж направился в сторону станции, минуя открытое распределительное устройство. «Когда два года назад Н.С. Хрущёв впервые побывал на строительстве Братской ГЭС, здесь стояла тайга, – рассказывал журналист Леонид Даниленко. – Сейчас на левом берегу вырос лес металлических мачт. Внизу – здание ГЭС. Его тоже тогда не было.
За эти два года строители подняли всю левобережную часть плотины, перекинули над Падунским сужением мосты бетоновозных эстакад, построили на незатопляемых отметках почти 200-километровый участок дороги, вырубили десятки тысяч гектаров тайги». До конца стройки, впрочем, было ещё далеко: «Советская молодёжь» уточняла, что машинный зал пока заменял временный шатёр. Под его сводами на оборотах стояли два гидроагрегата: первый был готов к выдаче энергии, на втором сушили изоляцию обмоток.
Здесь главу государства встретил главный инженер Братской ГЭС Иван Глухов: «Товарищ первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, председатель Совета Министров Союза ССР, разрешите доложить вам, что первый самый крупный в мире гидроагрегат мощностью 225 тысяч киловатт величайшей в мире Братской ГЭС, изготовленный отечественными энергетическими заводами, подготовлен к выдаче энергии в объединённую энергосистему Центральной Сибири». Последовала просьба лично поставить машину под нагрузку, которую Никита Сергеевич, само собой, выполнил. «В первые же минуты мощность первого агрегата достигла 30 тысяч киловатт и будет расти дальше, – продолжала повествование газета. – Узлы и аппаратура электросети работают отлично. Энергия покорённой Ангары пошла по проводам на строительные площадки Братской ГЭС, промышленного комплекса, железорудной Коршунихи, Анзёбы, Вихоревки, по линии электропередачи ЛЭП-220 системы «Иркутскэнерго» она передаётся в Иркутск».
Между газетами того времени было своё «разделение труда»: «Восточно-Сибирская правда» публиковала на своих страницах заметки руководителей стройки и связанных с ней трестов и управлений, а менее официозная «Советская молодёжь» сравнивала новую станцию с конкурентами из капиталистического западного мира. «Первенство США в крупнейших электростанциях отошло уже в область истории, сдано в музей», – рапортовало издание. И тут же объясняло, что строительство гигантов на Волге и реках Сибири нужно «вовсе не потому, что нам обязательно надо перегнать Америку»: себестоимость полученной на них энергии гораздо меньше, чем на небольших станциях.
Но удержаться от сравнения скорости строительства и возможностей советских ГЭС было непросто. «Братская станция будет почти в два с половиной раза мощнее знаменитой американской гидростанции Грэнд-Кули, Красноярская ГЭС станет ещё мощнее, – эта фраза была выделена жирным шрифтом. – Саянская ГЭС перекроет мощность Грэнд-Кули в три раза. Уж коли мы решили сравнивать наши станции с крупнейшими американскими, небезынтересно будет привести данные о темпах их строительства.
От начала строительства Грэнд-Кули до пуска первой очереди прошло 15 лет. Решение Советского правительства о возведении Братской ГЭС было принято 15 октября 1954 года. Ровно через семь лет – 27 октября 1961 года – первый агрегат этого гиганта поставили на обороты. А ведь строительство Братской станции велось в куда более сложных условиях, нежели американской».
Впоследствии мощность ГЭС Грэнд-Кули постепенно увеличили до 6,8 ГВт, её достижение перекрыла бразильская станция Итайпу, чей рекорд в начале XXI века побили китайские «Три ущелья». Но полстолетия назад Братская ГЭС заслуженно гордилась званием крупнейшей в мире. Даже в начале шестидесятых, когда про её установленную мощность ещё говорили в будущем времени.
1 декабря первый гидоагрегат станции был официально принят в эксплуатацию. В ночь на 28 декабря состоялся пробный пуск четвёртой машины. До подписания официально акта о вводе Братской ГЭС в строй – государственная комиссия поставила гидроузлу оценку «отлично» – оставалось 5 лет и 254 дня.
ФОТОГАЛЕРЕЯ
Знаменитый на весь мир Палаточный Братск
1959 год. Легендарные первостроители Братской ГЭС
Н.С. Хрущев на митинге 28 ноября 1961 года, посвященного запуску первого агрегата Братской ГЭС
1961 год. 28 ноября. Осмотрев стройку, Никита Сергеевич Хрущев направился в машинный зал и под бурные аплодисменты присутствующих повернул регулятор: первый агрегат крупнейшей в мире ГЭС включен в энергосистему и принял промышленную нагрузку.
СТАТЬИ ПО ТЕМЕ
ВИДЕО
СЕКРЕТЫ БРАТСКОЙ ГЭС (фильм из серии «Неизведанная Россия с Евгением Мит»)
«БРАТСКАЯ ГЭС» (документальный фильм из цикла «Советская Империя»
«БРАТСКАЯ ГЭС. ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ИСТОРИИ»1954-1967 История строительства Братской ГЭС на Ангаре (фильм канала «История»)
ФИЛЬМ К 50-ЛЕТИЮ БРАТСКОЙ ГЭС
Если у Вас есть дополнения и поправки или Вы хотите разместить на сайте «Имена Братска» биографии Ваших родных и близких — СВЯЖИТЕСЬ С НАМИ!
ВНИМАНИЕ! Комментарии читателей сайта являются мнениями лиц их написавших, и могут не совпадать с мнением редакции. Редакция оставляет за собой право удалять любые комментарии с сайта или редактировать их в любой момент. Запрещено публиковать комментарии содержащие оскорбления личного, религиозного, национального, политического характера, или нарушающие иные требования законодательства РФ. Нажатие кнопки «Оставить комментарий» означает что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять.
Источник: imenabratska.ru
Кто посвятил поэму строительство братской гэс
На рогожке пожухнувших пожней
в сорок первом году родилась
в глухоманной деревне таежной
по прозванью Великая Грязь.
С головою поникшей, повинной
мать лежала, пуста и светла,
и прикручена пуповиной
я к застылому телу была.
Ну, а бабы снопы побросали
и, склонясь надо мною, живой,
пуповину серпом обрезали,
перевязывали травой.
Грудь мне ткнула соседская Фроська.
Завернул меня дед Никодим
в лозунг выцветший «Все для фронта!»,
что над станом висел полевым.
И лежала со мной моя мамка
на высоком, до неба, возу.
Там ей было покойно и мягко,
а страданья остались внизу.
И осталось не узнанным ею,
что почти через месяц всего
пуля-дура под городом Ельня
угадала отца моего.
Председатель наш был не крестьянский,
он в деревню пришел от станка,
и рукав, пустовавший с гражданской,
был заложен в карман пиджака.
Он собранию похоронку
одинокой рукой показал:
«Как, народ, воспитаем девчонку?» —
и народ: «Воспитаем!» — сказал.
Я была в это горькое время
вроде трудного лишнего рта,
но никто меня в нашей деревне
никогда не назвал «сирота».
Затаив под суровостью ласку,
председатель совал, как отец,
то морковь, то тряпичную ляльку,
то с налипшей махрой леденец.
Меня бабы кормили картошкой,
как могли одевали в свое, и
росла я деревниной дочкой
и, как мамку, любила ее.
Отгремела война, отстреляла,
солнце нашей победы взошло,
ну, а мамка моя все страдала,
и понять не могла я, за что.
«План давайте!» — из центра долбили.
Телефон ошалел от звонков,
ну, а руки напрасно давили
на иссохшие сиськи коров.
И такие же руки в порезах,
в черноте неотмывной земли
мне вручили хрустящий портфельчик
и до школы меня довели.
Мы уселись неловко за парты,
не дышали, робки и тихи.
От учителки чем-то пахло —
я не знала, что это духи.
Городская, в очках и жакете,
прервала она тишину:
«Что такое Отчизна, дети?
Ну-ка, дети, подумайте, ну. «
Мы молчали в постыдной заминке:
нас такому никто не учил.
«Знаю — Родина!» — Петька-заика
торжествующе вдруг подскочил.
«Ну, а Родина?» — в нетерпенье
карандашик стучал по столу.
Я подумала: «Наша деревня!» —
но от страха смолчала в углу.
Я училась, я ум напрягала,
я по карте указкой вела.
Я ледащих коней запрягала и
за повод вперед волокла.
Я молола, колола, полола, к
хлебопункту возила кули,
насыпала коровам полову,
а они ее есть не могли.
Я брала самоплетку-корзинку
да еще расписной туесок
и ходила в тайгу по бруснику,
по грибы и по дикий чеснок.
Из тайги — моего огорода —
к председателю шла поскорей,
потому что средь прочих голодных
он в деревне был всех голодней.
Ел он жадно, все сразу сметая, и
шутил он, скрывая тоску:
«Есть грибы, да вот нету сметанки.
Есть брусника, да нет сахарку. «
Брал он Ленина старое фото,
и часами смотрел и курил,
и как будто бы спрашивал что-то,
и о чем-то ему говорил.
А потом, просветленно очнувшись,
прижимал меня крепко к груди:
«Ничего, все изменится, Нюшка.
Погоди еще чуть, погоди. «
Меж деревней и телефоном,
разрываясь, метался он.
Хлеба требовали исступленно
и деревня и телефон.
Хряки с голоду выли, как волки,
ну, а в трубку горланили: «План!»
И однажды из дряхлой двустволки
он пустил себе в сердце жакан.
И лежал он, и каждый стыдился,
что его не сберег от курка,
а нахмуренный Ленин светился
на борту его пиджака.
Молчаливо глядели оба.
Было страшно и мне и другим,
что захлопнется крышка гроба
и за Лениным и за ним.
Я росла, семилетку кончала,
но на душных полатях во сне
я порою истошно кричала.
Что-то страшное виделось мне.
Будто все на земле оголенно —
ни людей, ни зверей, ни травы:
телефоны одни, телефоны
и гробы, и гробы, и гробы.
И в осеннюю скользкую пасмурь
из деревни Великая Грязь,
получив еле-еле свой паспорт,
в домработницы я подалась.
Мой хозяин — солидная шишка —
был не гад никакой, не злодей,
только чуяла я без ошибки:
он из тех телефонных людей.
Обходился со мною без мата,
правда, вместе за стол не сажал,
но на праздник Восьмого марта
мне торжественно руку пожал.
И, подвыпив, басил размеренно:
«Ну-ка, Нюшка, грибков подложи,
да и спой-ка. Я сам из народа.
Спой народную. Спой для души. «
Я с утра пылесосила шторы,
нафталинила польта, манто,
протирала рояль, на котором
не играл в этом доме никто.
В деревянных скользучих колодках
натирала мастикой паркет и
однажды нашла за комодом
запыленный известный портрет.
Я спросила, что делать с портретом, —
может, выбросить надлежит,
но хозяин, помедлив с ответом,
усмехнулся: «Пускай полежит. «
Он, газеты прочтенные скомкав,
становился угрюм и надут:
«Ну и ну. Чего доброго, скоро
до партмаксимума дойдут».
Расковыривал яростно студень,
воротясь из колхоза в ночи:
«Кулаком, понимаешь ли, стукнул,
а уже говорят, не стучи. «
И, заснуть неудачливо силясь,
он ворчал, не поймешь на кого:
«Демократия. Распустились.
Жаль, что нету на них самого. «
Одобренье лицом выражая,
но, как должно, чуть-чуть суроват,
проверял он, очки водружая,
за него сочиненный доклад.
И звонил он: «Илюша, ты мастер.
В общем, надо сказать, удалось.
Юморку бы народного малость
да и пару цитаток подбрось».
И подбрасывали цитаток, и
народного юморка,
и баранинки, и цыпляток,
и огурчиков, и омулька.
Уж кого он любил, я не знала,
только знала одно — не людей.
И шофер — необщительный малый —
его точно прозвал: «Прохиндей».
Я все руки себе простирала
и сбежала, сама не своя.
В судомойки вагон-ресторана
поступила по случаю я.
И я мыла фужеры и стопки,
соскребала ромштексы, мозги
от Москвы и до Владивостока,
а оттуда — опять до Москвы.
Крал главповар, буфетчицы крали,
а в окно проплывала страна,
проплывали заводы и краны,
трактора, самолеты, стога.
Сквозь окурки, объедки, очистки
я глядела, как будто во сне,
и значение слова «Отчизна»
открывалось, как Волга, в окне.
В той Отчизне суровой, непраздной
прохиндействовать было — что красть
у рабочих, у площади Красной,
у деревни Великая Грязь.
Было — с разными фразами лезли,
было — волю давали рукам,
ну, да это не страшное, если
в крайнем случае и по щекам.
И скисали похабные рожи,
притихали в момент за столом.
В основном-то народ был хороший.
Он хороший везде в основном.
Но меж теми, что ели и пили
и в окне наблюдали огни,
пассажиры особые были —
чем-то тайным друг другу сродни.
Так никто не глядел на вокзалы
и на малости жизни живой
изнуренными жаждой глазами,
обведенными синевой.
Возвращались они долгожданно,
исхудалые, в седине,
с Колымы, Воркуты, Магадана
наконец возвращались к стране.
Не забудешь, конечно, мгновенно
ни овчарок, ни номер ЗК,
но была в этих людях вера,
а не то чтобы, скажем, тоска.
И какое я право имела
веру в жизнь потерять, как впотьмах,
если люди, кайля онемело,
не теряли ее в лагерях!
А однажды в ковбойках и кедах
к нам ввалился народ молодой
и запел о туманах и кедрах над
могучей рекой Ангарой.
Танцевали колеса и рельсы.
Окна ветром таежным секло.
«А теперь — за здоровье Уэллса!»
кто-то поднял под хохот ситро.
И очкарик, ученый ужасно,
объяснил мне тогда, что Уэллс
был писатель такой буржуазный
и не верил он в Братскую ГЭС.
Я к столу подошла робковато
и спросила, идя напролом:
«А меня не возьмете, ребята?»
И ребята сказали: «Возьмем!»
И я встала, тайгу окликая,
вместе с нашей гурьбой озорной,
не могучая никакая
над могучей рекой Ангарой.
Потревоженио гуси кричали.
Где-то лоси трубили в ответ.
Мы счастливо стояли, братчане,
в нашем Братске, которого нет.
А имущества было у Нюшки —
пара стоптанных башмаков,
да облупленный нос, да веснушки,
да неполных семнадцать годков.
Впрочем, был чемоданчик фанерный
с незаманчивым всяким тряпьем,
и висел для сохранности верной
небольшенький замочек на нем.
Но в палатке у нас нетуманно
заявили, жуя геркулес,
что с замочками на чемоданах
не построить нам Братскую ГЭС.
Виновато я сжалась в комочек,
и, на стройку идя поутру,
я швырнула тот чертов замочек
и замочек с души — в Ангару!
Стали личным имуществом сосны,
цифры мелом на грубых щитах
и улыбки, а слезы — так слезы
у товарок моих на щеках.
И когда я спала, мне светила
под урчанье машин и зверья
мною выстроенная плотина —
и не чья-нибудь — лично моя!
Словно льдинка, чуть брезжило солнце.
Был мой дом непомерно большим.
И свисали сосульками сопли
под зашмыганным носом моим.
Но себе говорила я: «Нюшка,
тянет лечь, ну а ты не ложись.
Пусть из носа хоть сопли, хоть юшка, —
ты деревнина дочка. Держись!
Ты шатаешься. Тебе худо.
Но долби и долби, не валясь,
чтобы жизнь получшела повсюду —
и в деревне Великая Грязь».
Страшный ветер меня колошматил,
и когда уже не было сил,
то мне чудился председатель,
как он с Лениным говорил.
И опять я долбила под грохот
и жила и дышала одним:
не захлопнется крышка гроба
ни за Лениным, ни за ним!
И я верила в это не словом,
не пустою газетной строкой,
а я верила своим ломом,
и лопатою, и киркой.
А потом я бетонщицей стала,
получила общественный вес.
Вместе с городом я вырастала
и я строилась вместе с ГЭС.
Но, казалось, под наговор вешний,
лишь вибратор на миг положу —
ничего я на деле не вешу,
отделюсь от земли — полечу!
И летела по небу, летела,
ни бетона не видя, ни лиц,
и чего-то такого хотела, что
похоже на небо и птиц.
Но на радость мою и на горе,
над ломающей льдины водой
появился весною в конторе
интересный москвич молодой.
Был он гордый. Не пил, не ругался,
на девчонок глаза не косил.
Увлекался искусством, а галстук
и в рабочее время носил.
Я себя убеждала: «Да что ты!
На столе его, дура, лежит,
понимаешь, не чье-нибудь фото,
а французской артистки Брижжит».
И глядела я в зеркало хмуро
и за словом не лезла в карман:
«Недоучка. Кубышкой фигура.
И румянец уж слишком румян. «
Я купила в аптеке лосьону
для смягчения кожи рук.
Терла, терла я их потаенно
от своих закадычных подруг.
И, терпя от насмешников муку,
только сверху я трогала суп
и крутила проклятую штуку
под названьем «хула-хуп».
И читала я книжку за книжкой и
для бледности уксус пила —
все равно оставалась кубышкой,
все равно краснощекой была.
Виновата ли я, что эпохе
было некогда до меня,
что росла на черняшке, картохе,
о фигуре не думала я?
Мой румянец — не с витаминов,
не от пляжей, где праздно лежат,
а от хлещущих вьюг сатанинских,
от мороза за пятьдесят.
Ты, наверно бы, так не смеялась,
не такой бы имела ты вид,
если б в Нюшкиной шкуре хоть малость
побывала, артистка Брижжит!
Позабыть я себя заставляю —
никогда позабыть не смогу,
как отпраздновать Первое мая
мы поплыли на лодках в тайгу.
Пили «гымзу» под частик в томате
за любовь и за Братскую ГЭС.
Кто-то был уже в чьей-то помаде.
Кто-то с кем-то куда-то исчез.
Я смотрела тайком пригвожденно,
как, от всех и меня вдалеке,
размышлял у костра отчужденно
он с приемничком-крошкой в руке.
Несся танец по имени «мамба»
и Парижей и Лондонов гул,
и шептала я: «Мамочка-мама,
хоть бы раз на меня он взглянул!»
И взглянул — в первый раз любопытно..
Огляделся — мы были вдвоем,
и, кивнув на вечерние пихты,
он устало сказал мне: «Пойдем. «
И пошла, хоть и знала с тоскою:
оттого это все так легко,
что я рядом была, под рукою,
а француженка та далеко.
Я дрожала, как будто зверюшка,
и от страха, и от стыда.
До свидания, бывшая Нюшка!
До свидания, до свида.
И заплакала я над собою.
Был в испуге он: «Что ты дуришь?»
А в приемничке рядом на хвое
надо мною смеялся Париж.
С той поры тот москвич поразумнел:
и наряды он мне отмечал,
и выписывал новый инструмент,
и как будто бы не замечал.
Но однажды во время работы
закачалось все на земле.
И внутри меня торкнулось что-то,
объявляя само о себе.
Становилось все чаще мне плохо,
не смотрела почти на еду.
Но зачем же, такая дуреха,
я сказала об этом ему?!
Смерил взглядом холодным и беглым
и, приемничком занят своим,
процедил: «Я, конечно, был первым,
но ведь кто-то мог быть и вторым. «
«Семилетку в четыре года!» —
бились лозунги, как всегда,
а от гадости и от горя
я бежала не знаю куда.
Я взбежала на эстакаду,
чтобы с жизнью покончить враз,
но я замерла истуканно,
под собой увидев мой Братск.
И меня, как ребенка, схватила
с беззащитным укором в глазах
недостроенная плотина
в арматуре и голосах.
И сквозь ревы сирен и смятенье
голубых электродных огней
председатель и Ленин смотрели,
и те самые, из лагерей.
И кричала моя деревушка,
и кричала моя Ангара:
«Как ты можешь такое, Нюшка?
Как ты можешь?» И я не смогла.
От бригадных девчат и от хлопцев
положенье скрывая с трудом,
получив полагавшийся отпуск,
я легла на девятом в роддом.
Я металась в постели ночами,
и под грохот и отблески ГЭС
появился наш новый братчанин,
губошлепый, мокрехонький весь.
Появился такой неуемный
и хватался за все, хоть и слаб.
Появился, ни в чем не виновный,
и орал, как на стройке прораб.
И когда его грудью кормила,
председатель, я слез не лила.
В твою честь я сынишку Трофимом
хоть не модно, а назвала.
Я вникала в свое материнство,
а в палату ко мне между тем
поступали цветы, мандарины,
погремушка, компоты и джем.
Ну, а вскоре сиделка седая,
помогая надеть мне пальто,
сообщила: «Вас там ожидают. »
И, ей-богу, не знала я кто.
И, прижав драгоценный мой сверток
и, признаться, тревогу тая,
на ногах закачавшись нетвердых,
всю бригаду увидела я.
И расплакалась я неприлично,
прислонившись ослабло к стене,
Значит, все они знали отлично,
только виду не подали мне.
Слезы лились потоком — стыдища.
Но, меня ото слез пробудив:
«Дай взглянуть-то, каков наш сынишка. »
грубовато сказал бригадир.
Мне народ помогал, как сберкнижка.
Меня спрашивали с той поры,
улыбаясь: «Ну, как наш сынишка?» —
и монтажники и маляры.
И, внезапно остановившись,
из кабины просунув вихор,
улыбаясь: «Ну, как наш сынишка?» —
мне кричал незнакомый шофер.
Экскаваторщики, верхолазы
баловали его, шельмецы,
и смущенно и доброглазо
поднимали, как будто отцы.
И со взглядом нетронуто-синим
не умел еще понимать,
что он сделался стройкиным сыном,
как деревниной дочкою — мать.
И в огромной толпе однокашной
с ним я шла через год под оркестр.
В этот день — и счастливый и страшный —
состоялось открытие ГЭС.
Я шептала тихонечко: «Трошка! —
прижимая сынишку к груди. —
Я поплачу, но только немножко.
Я поплачу, а ты уж гляди. «
И казалось мне — плакали тыщи,
и от слез поднималась вода,
и пошел, и пошел он, светище,
через жилы и провода.
На знаменах торжественно-алых
к людям рвущийся Ленин сиял,
и в толпе средь спецовок линялых
председатель, наверно, стоял.
И под музыку, шапки и крики
вся сверкала и грохала ГЭС.
Жаль, что не был тогда на открытье
буржуазный писатель Уэллс!
. Вот вишу я с подругою Светкой
на стремянке в шальной вышине
и домазываю последки
у плотины на серой спине.
Вроде все бы спокойно, все в норме,
а в руках моих — детская дрожь,
и задумываюсь: по форме
мастерок на сердечко похож.
Я, конечно, в детали не влажу,
что нам в будущем суждено,
но сердечком своим его мажу,
чтобы было без трещин оно.
Чтобы бабы сирот не рожали,
чтобы хлеба хватало на всех,
чтоб невинных людей не сажали,
чтоб никто не стрелялся вовек.
Чтобы все и в любви было чисто
(а любви и сама я хочу),
чтоб у нас коммунизм получился
не по шкурникам — по Ильичу.
Я, конечно, помру, хоть об этом
говорить еще рано пока,
но останусь я все-таки светом
на года, а быть может, века.
И на фабрике, и в кабинете,
и в кругу сокровенном семьи
знайте: лампы привычные эти —
Ильича и немножко мои.
- 1971 — Я сибирской породы. Восточно-сибирское издательство.
В этом сборнике представлен только этот (Нюшка) отрывок из поэмы.
Источник: ev-evt.net
Песня «БРАТСКАЯ ГЭС»
Пришла пора восстановить справедливость и представить полные данные об авторстве песни. Музыка: Федор Гизетдинов и Андрей Бырк. Стихи: Федор Гизетдинов. Аранжировка: Андрей Бырк.
У меня имеется ОРИГИНАЛ ЗАПИСИ ГОЛОСА Федора Махмудовича Гизетдинова, как он напевает свою песню. Затем я услышал ее в бардовском исполнении прекрасного музыканта Петра Дайнеко и, посоветовавшись с ним, мы решили сделать эту песню ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Готовились к 60-летию города Братска и планировали порадовать нашего друга — автора, но Господь призвал Федора чуть раньше, чем песня была готова и при его жизни это не удалось… Более того, я очень хорошо знал его отца — Махмуда (которого на БрАЗе все звали попросту Миша) Фаттаховича Гизетдинова, Героя Социалистического Труда. Он частенько бывал у нас дома.
Так вот, Петр Дайнеко дословно сказал следующее (кстати, позже он так и написал мне в письме, оно сохранилось): «…Анатольевич! только ты сможешь спеть ее по-настоящему, чтобы она осталась для людей на века! Сделай, пожалуйста, в память о Феде. Напишите ее с Бырком!…».
И работа началась. Откровенно признаюсь, что почти половину песни пришлось переделать музыкально и поправить текстово, т.к. в первоначальном варианте она звучала, мягко говоря, иначе. К тому же, наконец-то, спустя время, мы смогли разыскать недостающие фотографии и включить их в клип. А во-вторых, к песне нужна эта пояснительная записка.
Братская ГЭС, без сомнения — самая известная, знаменитая и самая популярная гидроэлектростанция в нашей стране! Сколько всего ей посвящено в искусстве — об этом подробно рассказывают страницы Википедии. Но вершиной, апафеозом признания в любви к красавице — Братской ГЭС, стала Визитная карточка этого грандиозного гидротехнического сооружения ХХ столетия — песня «БРАТСКАЯ ГЭС», где главным рефреном через все произведение проходит строчка знаменитой надписи художника Николая Сластенко «Здесь будет построена Братская ГЭС»!
Сегодня в интернете появилась прекрасная возможность узнавать о многом из Википедии, которая, как известно, является свободной энциклопедией, с доступом к правкам любых людей. Во избежание внесения неточностей и недостоверной информации или, того хуже, примитивного удаления ценного архивного материала, мы решили сохранить все, что написано несухим, энциклопедическим языком и касается раздела «Братская ГЭС в искусстве» именно на нашем сайте.
Два Николая. В начале 50-х годов ХХ века весь мир, без преувеличения, облетела фотография надписи с эффектной молнией на диабазовой скале: «Здесь будет построена Братская ГЭС. Первые работы начаты 21. ХII/1954 г.». Сделал ее простой маляр строительного управления, художник-самоучка Николай Терентьевич Сластенко.
Впоследствии именно он стал организатором первой в Братске выставки местных самодеятельных художников, которые представили свои работы с видами строящихся Братска и Братской ГЭС.
И город Братск, и Братская ГЭС известны всему миру благодаря летописцу исторических свершений, фотографу Николаю Ивановичу Перку. Именно он на века запечатлел для Истории все этапы строительства и людей, которые в невероятно сложных климатических и природных условиях, ценой героических усилий создали в сибирской глуши инженерное чудо, рукотворное Братское море и построили город в тайге.
Почетный член-корреспондент Международной Академии Культуры и Искусства, заслуженный художник Российской Федерации Адольф Викторович Лохин создал цикл невероятно ярких, воздушных работ, цельных и масштабных полотен, наполненных романтикой и неукротимой энергией Ангары: «Строительница Братска», «Над Ангарой», «Тайга отступает», «На берегу Ангары», «Строительство Братской ГЭС», «Высота», «Песня об Ангаре», «Хрусталь водосброса», «Вечер на Братской ГЭС», «Строители Братска» и другие, где главными героями были, есть и остаются строители Братской ГЭС.
Сохранению важных, особых событий в жизни братчан, города Братска, первостроителей Братской ГЭС посвятил свои работы Эдгар Дмитриевич Брюханенко — знаменитый фотограф, патриарх российского и советского фоторепортажа. Его называли «запечатлевший эпохи», он работал собственным фотокорреспондентом по Восточной Сибири в самом известном средстве массовой информации мира — Телеграфном Агентстве Советского Союза (ТАСС).
В 1961 году советский поэт Евгений Евтушенко написал поэму «Братская ГЭС». Комментарии излишни — читайте произведение.
Существует композиция «Песня из поэмы „Братская ГЭС“ в исполнении Владимира Трошина (в последнем, окончательном варианте поэмы, законченном в 2001 году и изданном в Иркутске в 2003 году такого стихотворения нет), где содержатся строки:
В нашем небе ракеты.
ГЭС под Братском гремит.
Только шепчут ракиты:
«Я убит, я убит»
Шепчут стланик, малинник,
И ромашки, и лес.
И о братских могилах —
Помни, Братская ГЭС!
Весомый вклад в летопись освоения Сибири, строительства Братской ГЭС и жизни молодого таежного города Братска, внес иркутянин Евгений Алексеевич Корзун — кинооператор, заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии РФ. Благодаря творческому отношению ко всему, что снимал этот талантливый кинооператор Восточно-Сибирской студии кинохроники, потомки могут почувствовать атмосферу молодежного задора, безудержного желания созидать, строить, жить, любить, растить детей и радоваться жизни.
События романа «Голубка» Анатолия Приставкина развиваются на фоне строительства Братской ГЭС. Город Братск в этом произведении выведен под названием Ярск.
В 1959 году на экраны страны выходит художественный фильм режиссера Александра Зархи — «Люди на мосту», композитор — Родион Щедрин. Жанр фильма — социальная драма, музыка довольно сложная, сценарий написал Сергей Антонов (тот самый, что написал сценарий к нестареющему фильму «Дело было в Пенькове»).
…После ликвидации главка начальнику Ивану Денисовичу Булыгину пришлось вернуться к прежней профессии и стать мостостроителем. Семья прощается с благоустроенной жизнью и едет на строительство моста через реку Северную… Прототипом послужила история снятия со всех должностей крупного хозяйственника СССР Лазаря Кагановича…
Фильм настоящий, искренний, добрый: о настоящих людях, о непростых человеческих взаимоотношениях, мужестве, стойкости, порядочности и о любви. Какие талантливые актеры были заняты в картине! — Василий Меркурьев, Алексей Грибов, Олег Табаков (это одна из самых первых ролей будущего обладателя звания Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством»), Александра Завьялова, Наталья Медведева, Глеб Глебов, Владимир Дружников, Евгений Шутов, Нина Дорошина и другие.
По непонятным причинам, к сожалению, Братская ГЭС в фильме была «зашифрована» и носила название «Пинская», а река Ангара незатейливо называлась «Северная». Для нас этот фильм очень важен потому, что это первый игровой фильм, съемки которого проходили в реальных условиях в период строительства Братской ГЭС! Зритель и сегодня может безошибочно узнать скалистые берега будущей гидроэлектростанции, своими глазами увидеть документальные кадры и моменты возведения железнодорожного моста плотины, гору Коврижка, бытовые условия жизни первостроителей, ледоход на Ангаре и красоту таежной Сибири в окрестностях Братска! Обязательно посмотрите фильм!
Упоминаются Братск и Братская ГЭС в нестареющих кинолентах «Карьера Димы Горина» и «Взрослые дети». Оба фильма вышли в 1961 году.
Цитата из к/ф «Карьера Димы Горина»:
… — Издалека? — Со стройки ГЭС я.— Братской?
Цитата из к/ф «Взрослые дети»:
… — А «Хельга»? — С «Хельгой» все в порядке: поехала в Братск малой скоростью…
Героев художественного фильма 1959 года «Все начинается с дороги» греет мысль о совместной работе на большой стройке: на ГЭС, которая строится рядом, или лучше (и в мечтательных интонациях): «А давайте на Ангару! Там только что проран перекрыли. Я в „Комсомолке“ читал. Это же Сибирь!».
В 1972 году вышел фильм Георгия Аронова «Пятая четверть» по повести братского писателя Геннадия Михасенко. Главный герой приезжает к своему брату — строителю ГЭС. Съемки фильма проходили, в том числе и на плотине Братской ГЭС.
Незримо присутствует Братская ГЭС в знаменитой повести великого русского классика — писателя Валентина Григорьевича Распутина «Прощание с Матерой», действие которой происходит в середине 60-х годов. В 1981 году по этой повести вышел фильм «Прощание» всемирно известных режиссеров Ларисы Шепитько и Элема Климова. Главную роль сыграла не менее известная белорусская актриса Стефания Станюта.
О городе Братске и Братской ГЭС написано много прекрасных песен, но в этом общем стройном ряду две песни стоят особняком, отдельно и заслуживают особого внимания! В стародавние времена особой ценностью считался жемчуг, который с невероятным трудом люди добывали на Ангаре. Ангарский жемчуг был уникальным и совершенно неповторимым по своей красоте. Именно так — жемчужинами советской песенной классики можно называть песни «Расцветай, Сибирь!» — композитор Вано Мурадели и «Прощание с Братском» — композитор Александра Пахмутова.
1. «Расцветай, Сибирь!» (музыка — Вано Мурадели, стихи — Эдмунд Иодковский).
Некоторые эпизоды из творческой биографии композитора Вано Мурадели — (настоящее имя которого при рождении — Иван Ильич МУРАДЯН (по отцу) — это по данным большинства изданий, впоследствии он взял фамилию матери — (МУРАДОВ) — пришлось буквально рассматривать «между строк» официальной информации. Подробнее о биографии композитора почитайте в сборнике «Композиторы-песенники»… После печально известных событий 1948 года, когда вышло разгромное Постановление правительства «о формализме в искусстве…» и от оперы Вано Мурадели «Великая дружба» фактически не оставили камня на камне, композитору надо было элементарно спасать свою жизнь. Беспокоиться о судьбе многочисленных близких, завтрашний день которых напрямую зависел от благополучия композитора. Для Вано Мурадели наступили черные дни и непростые времена… Даже когда не стало Вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина, которому Вано Ильич старался подражать всю свою жизнь и фанатично стремился быть похожим на него хоть в чем-то, завистников и недругов у В. Мурадели не слишком поубавилось. Вот и было решено — пока страсти окончательно не улягутся, а прошлые обиды не забудутся, побывать на самой Главной стройке страны — легендарной Братской ГЭС.
Несмотря на возрастающую известность и популярность грандиозной стройки НЕКАЯ ЗАСЕКРЕЧЕННОСТЬ объекта в середине ХХ века все же была, и композитор, еще совсем недавно переживший самую настоящую жизненную и творческую трагедию, получивший глубокую душевную рану, сознательно не называет вслух и не афиширует имя города.
Братск — ЕДИНСТВЕННЫЙ город в СССР, который был местом одновременно сразу пяти (!) Всесоюзных ударных комсомольских строек: это Братская ГЭС, город Братск, Братский алюминиевый завод (по сей день — это самый крупный завод в мире! — БрАЗ), Братский лесопромышленный комплекс — ЛПК, и линия электропередач ЛЭП-220 Иркутск-Братск. Больше таким удивительным фактом не может ни гордиться, ни похвастаться, ни один город Советского Союза!
Не удивительно, что со всех концов нашей Родины сюда, на гигантскую стройку века, ехали лучшие из лучших, самые-самые! В том числе и представители самых разных творческих профессий и направлений: (артисты и режиссеры, поэты и писатели, певцы и композиторы, актеры и музыканты — исполнители, художники и скульптуры, и многие и многие другие). Каждый хотел лично прикоснуться к создаваемой легенде, лично запечатлеть в памяти и творчестве дух небывалого подъема, оптимизма, молодежной романтики и комсомольского задора первостроителей молодого города Братска!
Не был исключением и Вано Мурадели. И он, в числе участников многочисленных «творческих десантов», в период 1955–56 г. г. также побывал в Братске. Таким образом, в 1956 году и появилась на свет, впоследствии ставшая знаменитой — благодаря потрясающему исполнению Хора Центрального Телевидения и Всесоюзного Радио песня «Расцветай, Сибирь!», в которой поется именно про город Братск, про Братскую ГЭС и красавицу — величавую Ангару!
В 1963 году композитор Александра Пахмутова, поэты Николай Добронравов и Сергей Гребенников, а также исполнители их песен Виктор Кохно, Лев Барашков и Иосиф Кобзон побывали на стройке величайшего в мире гидротехнического сооружения — Братской ГЭС. В результате этой поездки молодого творческого десанта на свет появился знаменитый цикл песен «Таежные звезды», в который вошли и самые известные песни «Марчук играет на гитаре», «Письмо на Усть-Илим», «ЛЭП — 500», «Девчонки танцуют на палубе», «Главное, ребята, сердцем не стареть!».
2. «Прощание с Братском» (Музыка — Александра Пахмутова, стихи — Николай Добронравов)
В 1968 году, к завершению основных этапов строительства, композитор Александра Пахмутова вместе со своим мужем, поэтом Николаем Добронравовым дарит всем людям Земли свой новый музыкальный шедевр — песню первостроителей «Прощание с Братском». Песню нежную, лирическую, удивительно мудрую, житейскую, с оттенками грусти, как Прощание с тем, что буквально еще вчера возводилось их руками — вдруг становилось Прошедшим днем, маленьким Вчерашним, уходило в близкое Прошлое и, вместе с тем — становилось Историей!
Наверняка, в любой точке нашей страны и сегодня обязательно найдется человек, который если не лично, но опосредованно — через родителей, родственников, друзей, сослуживцев, однополчан имеет отношение к Братску и Братской ГЭС. Уникальность и неповторимость Братска в том, что это не просто город, который строили посланцы со всех уголков Советского Союза, а город-красавец, который люди смогли возвести в глухой тайге, но и в том, что он имеет свое, рукотворное, собственное Братское море, наполненное голубой водой изумрудной Ангары!
В 1969 году на экраны выходит двухсерийный художественный фильм-драма режиссера Сергея Герасимова — «У озера», [второй фильм дилогии о людях 60-х годов двадцатого века (первый фильм — «Журналист») ]. В одном из эпизодов фильма «У озера» главная героиня Елена Бармина (актриса Наталья Белохвостикова) вместе с отцом приезжает на Братскую ГЭС. В фильме появляется первый директор Братской ГЭС — Константин Андреевич Князев.
В 1970 году появляется песня «Правда века», в которой есть следующие строки:
Песня «Сибирская история» в исполнении певца из города Братска Игоря Кравцова [в исполнении Александра Минькова (Александра Маршала) эта песня называется «Иркутская история»] содержит следующие слова:
Сквозь угрюмый разбуженный лес
Вырастала здесь Братская ГЭС,
Чтоб летел ее свет
В Усть-Илим и Тайшет,
Освещая тайгу до небес!
Упоминается Братская ГЭС в официальном гимне города Братска (исполнитель — Игорь Анатольевич Кравцов). Авторы текста и музыки — Владимир Маркин и Валерий Сальников:
Покорив Ангары своенравный поток,
Человек создал море и город,
И, одним из чудес, бьется гордое здесь
Сердце города — Братская ГЭС!
И, наконец, вершиной, апафеозом признания в любви к красавице — Братской ГЭС, стала Визитная карточка грандиозного гидротехнического сооружения ХХ столетия — песня «БРАТСКАЯ ГЭС», где главным рефреном через все произведение проходит строчка знаменитой надписи художника Николая Сластенко «Здесь будет построена Братская ГЭС»! Авторы: Андрей Бырк и Федор Гизетдинов, песню исполняет Игорь Кравцов.
На сайте лучшего баритона города Братска Игоря Кравцова http://poangare.ru размещены видео и аудио записи лучших песен о Сибири, Братске и Братской ГЭС.
При создании этой страницы были использованы материалы:
— из Фондов Братского городского объединенного музея истории освоения Ангары и города Братска;
— из фондов Централизованной библиотечной системы города Братска;
— из Фондов музея истории Братскгэсстроя и города Братска;
— по материалам краеведов и историков города Братска В. Герасимова, В. Рудых, Ю. Попова;
— Юсфин Ф. П. «Моя счастливая жизнь».— г. Иркутск: издатель Г. Сапронов, 2008 г. ;
— из архивов Восточно-Сибирской студии кинохроники;
— из личных воспоминаний и по аудио, видео, фото свидетельствам А.Пахмутовой, Н.Добронравова, И.Кобзона, В.Распутина, Е.Евтушенко, А.Солженицына и других.
— «Братская землица».— г. Братск: издатель А. Трофимов, 2008 г. ;
— «Братск творческий».— г. Братск: издательство Полиграф, 2015 г. ;
— по информации Департамента культуры Администрации города Братска;
— по материалам Думы города Братска.
Источник: poangare.ru
Братская ГЭС
В 1965 году Евгений Евтушенко написал поэму «Братская ГЭС». Интересно, что буквально первые слова поэмы стали не только манифестом творческой жизни самого автора Евтушенко, но прочно вошли в крылатые выражения русского народа. Эта фраза звучит так: «Поэт в России больше, чем поэт».
МОЛИТВА ПЕРЕД ПЛОТИНОЙ
«Поэт в России — больше, чем поэт». Автор подводит итог всему, что случилось прежде, смиренно становясь на колени, просит помощи у великих российских поэтов…
Дай, Пушкин, свою певучесть и свою способность, как бы шаля, жечь глаголом. Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд. Дай, Некрасов, боль твоей иссеченной музы, дай силу твоей неизящности. Дай, Блок, свою вещую туманность. Дай, Пастернак, чтобы твоя свеча вовек горела во мне. Есенин, дай на счастье нежность мне.
Дай, Маяковский, грозную непримиримость, чтобы и я, прорубаясь сквозь время, смог сказать о нем товарищам-потомкам.
ПРОЛОГ
Мне за тридцать. По ночам я плачу о том, что по мелочам растратил жизнь. У всех у нас одна болезнь души — поверхностность. Мы на все даем полуответы, а силы угасают…
Вместе с Галей мы осенью ехали по России к морю и за Тулой повернули на Ясную Поляну. Там мы поняли, что гениальность — это связь высоты с глубиной. Три гениальных человека заново родили Россию и не раз еще родят ее: Пушкин, Толстой и Ленин.
Мы снова ехали, ночевали в машине, и я думал о том, что в цепи великих прозрений, быть может, недостает всего лишь звена. Ну, что же — наш черед.
МОНОЛОГ ЕГИПЕТСКОЙ ПИРАМИДЫ
Я умоляю: люди, украдите мою память! Я вижу, что все в мире не ново, все точь-в-точь повторяет Древний Египет. Та же подлость, те же тюрьмы, то же угнетение, те же воры, сплетники, торгаши…
А что за лик у нового сфинкса под названием Россия? Вижу крестьян, рабочих, есть и писцы — их очень много. А это, никак, пирамида?
Я, пирамида, кое-что тебе расскажу. Я видала рабов: они работали, потом восставали, потом их смиряли… Какой из этого толк? Рабство не уничтожено: по-прежнему существует рабство предрассудков, денег, вещей. Никакого прогресса нет. Человек — раб по природе и не изменится никогда.
МОНОЛОГ БРАТСКОЙ ГЭС
Терпенье России — это мужество пророка. Она терпела — а потом взрывалась. Вот я ковшом экскаватора поднимаю к тебе Москву. Смотри — там что-то случилось.
КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА
Все жители города — и вор, и царь, и боярыня с боярчонком, и купец, и скоморохи — спешат на казнь Стеньки Разина. Стенька едет на телеге и думает о том, что хотел народу добра, но что-то его подвело, может, малограмотность?
Палач поднимает голубой, как Волга, топор, и Стенька видит в его лезвии, как у безликой толпы прорастают ЛИЦА. Его голова катится, прохрипев «Не зазря…», и смеется над царем.
БРАТСКАЯ ГЭС ПРОДОЛЖАЕТ
А теперь, пирамида, я покажу тебе кое-что еще.
ДЕКАБРИСТЫ
Они были еще мальчишками, но звон шпор не заглушал для них чьи-то стоны. И мальчики гневно нашаривали шпаги. Сущность патриота — восстать во имя вольности.
ПЕТРАШЕВЦЫ
На Семеновском плацу пахнет Сенатской площадью: казнят петрашевцев. Надвигают на глаза капюшоны. Но один из казнимых сквозь капюшон видит всю Россию: как буйствует по ней Рогожин, мечется Мышкин, бредет Алеша Карамазов. А вот палачи ничего подобного не видят.
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ
Когда Чернышевский встал у позорного столба, ему с эшафота была видна вся Россия, как огромное «Что делать?». Чья-то хрупкая рука бросила ему из толпы цветок. И он подумал: настанет срок, и эта же рука бросит бомбу.
ЯРМАРКА В СИМБИРСКЕ
В руках приказчиков мелькают товары, пристав наблюдает за порядком. Икая, катит икорный бог. А баба продала свою картошку, хватила первача и упала, пьяная, в грязь. Все смеются, тычут в нее пальцами, но какой-то яснолобый гимназист поднял ее и повел.
Россия — не пьяная баба, она родилась не для рабства, и ее не втопчут в грязь.
БРАТСКАЯ ГЭС ОБРАЩАЕТСЯ К ПИРАМИДЕ
Первоосновой революций является доброта. В Зимнем еще пирует Временное правительство. Но вот уже разворачивается «Аврора», вот взят дворец. Всмотрись в историю — там Ленин!
Пирамида отвечает, что Ленин идеалист. Не обманывает только цинизм. Люди — рабы. Это азбучно.
Но Братская ГЭС отвечает, что покажет другую азбуку — азбуку революции.
Вот учительница Элькина на фронте в девятнадцатом учит красноармейцев грамоте. Вот сирота Сонька, сбежав от кулака Зыбкова, приходит на Магнитку и становится красным землекопом. У нее латаный ватник, драные опорки, но вдвоем со своим любимым Петькой они кладут БЕТОН СОЦИАЛИЗМА.
Братская ГЭС ревет над вечностью: «Никогда коммунисты не будут рабами!» И, задумавшись, египетская пирамида исчезает.
ПЕРВЫЙ ЭШЕЛОН
Ах, магистраль-транссибирочка! Помнишь, как летели по тебе вагоны с решетками? Было много страшного, но не тужи об этом. Теперь вот на вагонах надпись: «Едет Братская ГЭС!» Едет девчонка со Сретенки: в первый год ее косички будут примерзать к раскладушке, но она выстоит, как все.
Встанет Братская ГЭС, и Алеша Марчук будет в Нью-Йорке отвечать на вопросы о ней.
ЖАРКИ
Идет бабушка по тайге, а в руках у нее цветы. Раньше в этом лагере жили заключенные, а теперь — строители плотины. Окрестные жители несут им кто простыни, кто шанежки. А вот бабка несет букет, плачет, крестит экскаваторы и строителей…
НЮШКА
Я бетоншица, Нюшка Буртова. Меня растила и воспитывала деревня Великая Грязь, потому что я осталась круглой сиротой, потом я была домработницей, работала посудомойкой. Окружающие лгали, крали, но, работая в вагоне-ресторане, я узнавала настоящую Россию… Наконец я попала на строительство Братской ГЭС. Стала бетонщицей, получила общественный вес.
Влюбилась в одного гордого москвича. Когда во мне проснулась новая жизнь, тот москвич не признал отцовства. Покончить с собой мне не дала недостроенная плотина. Родился сынок Трофим и стал стройкиным сыном, как я была деревниной дочкой. Мы вдвоем с ним были на открытии плотины.
Так что пусть помнят внуки, что свет им достался от Ильича и немножко от меня.
БОЛЬШЕВИК
Я инженер-гидростроитель Карцев. Когда я был молод, я бредил мировым пожаром и рубал врагов коммуны. Потом пошел на рабфак. Строил плотину в Узбекистане. И не мог понять, что происходит. У страны как будто было две жизни. В одной — Магнитка, Чкалов, в другой — аресты.
Меня арестовали в Ташкенте, и, когда пытали, я хрипел: «Я большевик!» Оставаясь «врагом народа», я строил ГЭС на Кавказе и на Волге, и наконец XX съезд вернул мне партбилет. Тогда я, большевик, поехал строить ГЭС в Братске, Нашей молодой смене скажу: в коммуне места нет для подлецов.
ТЕНИ НАШИХ ЛЮБИМЫХ
В Элладе был обычай: начиная строить дом, первый камень клали в тень любимой женщины. Я не знаю, в чью тень был положен первый камень в Братске, но когда всматриваюсь в плотину, вижу в ней тени ваших, строители, любимых. И я положил первую строчку этой поэмы в тень моей любимой, словно в тень совести.
МАЯКОВСКИЙ
Встав у подножия Братской ГЭС, я сразу подумал о Маяковском: он будто воскрес в ее облике. Он как плотина стоит поперек неправды и учит нас стоять за дело революции.
НОЧЬ ПОЭЗИИ
На Братском море мы читали стихи, пели песню о комиссарах. И передо мной встали комиссары. И я слышал, как в осмысленном величии ГЭС гремит над ложным величием пирамид. В Братской ГЭС мне раскрылся материнский образ России. На земле еще немало рабов, но если любовь борется, а не созерцает, то ненависть бессильна.
Нет судьбы чище и возвышенней — отдать всю жизнь за то, чтоб все люди на земле могли сказать: «Мы не рабы».
Источник: reedcafe.ru