Когда разом произносятся два слова: архитектура и общество, всякому очевидно, что речь идёт о социальных проблемах архитектуры, архитектуры внутри общества и для него, архитектуры как среды функционирования людей. Когда же ведётся проектная разработка типового клуба с залом на четыреста мест, обсуждается градостроительная роль здания драматического театра в Ашхабаде или оценивается архитектурное решение текстильной фабрики в Фергане, как-то само собой вдруг оказывается, что обсуждение приобретает сугубо профессиональный характер. Социальные проблемы архитектуры остаются где-то «над» конкретной задачей, а конкретность здания или проекта редко поднимается до них.
Социология архитектуры как научная дисциплина, исследующая «жизнь» архитектуры в обществе, только тогда выполняет свою задачу, когда находит ясные «мостики перехода» между уровнем общества и архитектуры в целом и уровнем конкретного проекта, конкретного задания на проектирование. Найти эти «мостики перехода»— на самом деле значит их построить; ведь сегодня их отсутствие компенсируется лишь тем, что заказчику представляется, будто он знает все действительные потребности тех, для кого задумано сооружение, и архитектор считает, что ему известны эти потребности. Практика же со всей убедительностью показывает, что не только представления архитектора и заказчика о потребителе не совпадают, но не совпадают между собой мнения специалистов, выступающих в роли заказчика, резко различны мнения архитекторов.
Социология: мой опыт за 2 курса | Как выбрать, на кого учиться?
Социология архитектуры становится действительно научной дисциплиной, т.е. производит объективные знания только в том случае, если она способна множественность отдельных представлений заменить картиной подлинного положения дел. Впрочем, это никогда и никому не мешает интерпретировать такую картину по-разному, и знания ничью творческую свободу ограничить не могут. Достичь такой картины можно только в том случае, если мы откажемся всегда и по всякому поводу пользоваться понятием «человек»: «человеку нужно», «человек хочет», «человек не может» и т.п. Социология архитектуры не оперирует словом «человек» не потому, что теряет связь с гуманитарными дисциплинами, а потому, что для неё существуют не «люди вообще», а конкретные группы людей в различных ситуациях, чьи вкусы, интересы, пристрастия, навыки, привычки весьма значительно различаются.
Значит, для социологии архитектуры архитектура является прежде всего производством полезных пространственных структур, обладающих ценностью, т.е. вызывающих у различных людей оценку со знаком плюс (восхищение) или минус (неудовлетворенность всех ступеней). Человек же для социологии архитектуры — создатель архитектуры и её потребитель в самом широком смысле. Удовлетворенность трудно измерить, неудовлетворенность — напротив — всегда ориентирована довольно чётко и (путем сравнения) относительно измерима. Отсюда вполне естественно, что социология архитектуры интересуется прежде всего всеми формами неудовлетворенности, возникающей в контакте людей с архитектурой, интересуется изменением этих форм, так как именно изменение форм неудовлетворенности является очень точным показателем прогресса в культуре, ибо неудовлетворенность как зеркало отражает потребность — уже осознанную или ещё только смутно ощущаемую.
СОЦИОЛОГИЯ ЗА 3 МИНУТЫ | КРАТКО ПРО СОЦИОЛОГИЮ | СОЦИОЛОГИЯ КАК НАУКА
В самом деле, ещё недавно сам факт вселения в отдельную квартиру вызывал столь сильное чувство удовлетворенности, что «блокировал» все негативные реакции. Уже к началу 1960-х годов суммируется неудовлетворенность габаритами и планировкой квартир, что через некоторое время привело к известным положительным сдвигам и в проектировании, и в строительстве. Потребитель архитектуры очень скоро реагирует на новые удобства неудовлетворенностью другим — непосредственным окружением микрорайонного пространства[*], неравномерностью градостроительного комфорта в различных районах нового строительства; вновь — уже на новом уровне — размерами жилой ячейки, структурой организации квартиры, в частности недоучетом в планировочном решении квартир того обстоятельства, что дом все больше превращается в учебный класс, кабинет, мастерскую, лабораторию.
На уровне общих наблюдений всё это отлично известно, и, казалось бы, нужды в специальной социологии архитектуры не возникает; но ведь общие наблюдения такого типа — уже есть элемент социологии архитектуры, которой занимается архитектор на свой страх и риск, сам того не замечая. Однако совокупность наблюдений только тогда приобретает объективность основания планировки и проектирования, когда облекается в факты, в цифры. Только в том случае, если нам в количественном выражении известна неудовлетворенность отсутствием в доме кабинета-мастерской, можно на перспективу мотивированно планировать соотношение типов квартир в жилом районе.
Более того, у архитектора достаточно оснований полагать, что характер неудовлетворенности уже созданным и потребности в ещё не созданном будут существенно различаться в зависимости от пола и возраста, от профессии и типа хобби, от состава семьи и национальных традиций— от всего того, что определяется понятным при всей своей нестрогости выражением «стиль жизни». Определить количественно все подобные различия архитектор не в состоянии, да и никак это не входит в его профессиональные задачи — эту задачу может профессионально решать только социология архитектуры.
Особенно резко необходимость в более точном, чем сейчас, знании действительных потребностей проявляется в типовом проектировании. Здесь — например в проектировании клубов — до настоящего времени учитываются лишь простые количественные данные (ёмкость зала и набор кружковых комнат), и архитектор не знает, где и кто будет «привязывать» типовой проект, к кому он обращен. Не нужно быть социологом, чтобы понимать: тех же размеров клуб в Норильске и Пярну, в Нукусе и Муроме входит в совершенно различные жизненные уклады и не может, не имеет права быть везде одинаковым. Тем не менее необходимы специальные исследования, чтобы знать: сколько должно быть выявлено принципиальных типов потребностей, как они должны быть сгруппированы, какова в каждом типовом случае сфера реального воздействия клуба (она может колебаться от сотен метров до сотен километров в Сибири или в Казахстане).
Наверное, естествен вопрос: почему без специальной социологии архитектуры зодчие прошлого создавали неоспоримые шедевры, сегодня же понадобился особый посредник между архитектором и потребителем архитектуры, между архитектором и заказчиком — и понадобился не для создания шедевров ещё, а для обыденного проектирования?
На естественный вопрос несложно дать столь же ясный ответ. Зодчий прошлого не только работал на конкретного заказчика, потребности которого мог знать досконально, не только сам принадлежал к той культуре, на которую ориентировался заказчик и потребитель, но и работал в обозримом пространстве и ясно представлял себе численность людей. Сегодня заказчик анонимен (учреждение), потребитель тоже анонимен. В типовом проектировании анонимна и будущая ландшафтно-градостроительная ситуация. В то же время выросло разнообразие внутри культуры, в условиях социализма реализовано вовлечение всего народа в единый процесс культурных преобразований, чего история европейской цивилизации не знала никогда.
Сегодня всё это и ещё многое другое делает социологию архитектуры объективной необходимостью, условием развития самой архитектуры внутри развивающегося общества.
Итак, объективная потребность в социологии архитектуры есть, а самой социологии архитектуры почти нет. Здесь нет надобности детально разбираться в том, почему ростки этой дисциплины, возникшие в 20-е годы, развивавшиеся до середины 30-х (Гинзбург, Ган, Розенберг и др.), надолго заглохли и начать пришлось заново. Сейчас важен факт: при гораздо большей ясности задач, чем полвека назад, при том, что исследования по Ленинграду и Новосибирску, Волгоградской области и районам Москвы (и ещё нескольким городам) дали немало, сделанное остается ничтожной частью необходимого.
К сожалению, объем задач, возникающих перед не сформировавшейся ещё полностью научной дисциплиной, всегда резко превышает её сегодняшние возможности. Социология архитектуры здесь отнюдь не составляет исключения: наряду с выяснением объективной картины ожиданий потребителя, обращенных к архитектуре, перед нами возникла несколько неожиданная и тем более трудная проблематика.
В самом деле, говоря об архитектуре, мы все чаще обращаем внимание на то, что архитектура включает не только способ создания зданий и сооружений, не только действия творческой личности— архитектора,— не только самую совокупность зданий и сооружений, но и организованную сферу профессиональной деятельности. Следовательно, мысль и дело архитектора оказываются в зависимости не только от содержания архитектурной задачи, от материальных возможностей реализации решения, но и от общего состояния организации работы архитектора, утратившей прежний универсальный характер, раздробленной и специализированной.
Чуть огрубляя для большей выразительности, мы можем сказать, опираясь на знание практики, что в значительной её части (если не в большинстве случаев) решение архитектурной задачи — от задания к проекту и от проекта к реализации— оказывается во многом предопределено ещё до того момента, когда задание на проектирование поступает к авторскому коллективу. Решение предопределяется системой норм, собранных в постоянно и быстро стареющих СНиП; представлениями о желаемом, возможном и необходимом, которые имеются у заказчика, у множества контролирующих, оценивающих и утверждающих инстанций.
Коль скоро архитектура вовлечена в общественный процесс расходования и обращения значительных, нередко огромных средств, материальных ресурсов и рабочей силы, система оценки и контроля является объективной необходимостью. Коль скоро работа архитектора в эпоху индустриализации строительства гораздо теснее, чем раньше, сопрягается с работой инженера, технолога, конструктора, экономиста, специалистов различных научных дисциплин, такой же объективной необходимостью оказываются определённые организационные формы взаимодействия специалистов, склонные к саморазрастанию и отделению от первичных творческих задач.
Социология архитектуры ставит исследование существующих и возможных форм организации деятельности архитекторов и других специалистов, поиск научно обоснованных оптимальных форм такой организации в разряд строгих научных исследований, имеющих первостепенное практическое значение.
Приведем ряд характерных примеров. Эмпирически известно, что значительное число дипломированных архитекторов реально работает вне сферы архитектурного проектирования, тогда как потребность в квалифицированных архитекторах (судя по заявкам с мест и наличию вакансий даже в центральных архитектурно-проектных институтах) не удовлетворена. Каждый архитектор может назвать ряд своих коллег по архитектурной школе, перешедших на административную, научную, производственную работу, в художественное и художественно-прикладное творчество. Каждый может назвать конкретные причины, побудившие этих специалистов покинуть сферу архитектуры.
В то же время неизвестно: сколько архитекторов оказалось вне сферы архитектурного дела в целом, сколько перешло из сферы архитектурного проектирования в другие области, каковы пропорции между этими группами, каковы наиболее типичные причины этого явления. Соответственно, любые предложения, направленные на повышение занятости архитекторов в сфере архитектуры, т.е. на повышение фактической «отдачи» архитектурной школы, оказываются в научном смысле случайными.
Другой пример: эмпирически нам известны формы организации деятельности архитектора в сфере проектирования. Организации различаются размерами, центральной, региональной и местной подчиненностью, включённостью в различные организационные структуры министерств и ведомств. Известно также, что одни организации пользуются большим престижем, другие меньшим; одни испытывают постоянную нужду в специалистах, другие страдают от относительного «старения» коллектива, третьи не могут периодически обеспечить полную профессиональную занятость всех квалифицированных специалистов.
Повторим, всё это известно на уровне личного и группового опыта, но это известное превращается в объективное знание только в том случае, если облечено в сухие, но отнюдь не бесстрастные цифры. Воспользуемся любопытным примером: опять-таки из практики известно, что в архитектурно-проектных (так они определяются неформально) институтах архитекторы пребывают в меньшинстве по отношению к другим специалистам: технологам, конструкторам, сметчикам. Тем не менее, опираясь на личный и групповой опыт, мы ни в коем случае не можем обоснованно определить, каково пропорциональное отношение между архитекторами как профессиональной группой и другими профессиональными группами — «смежниками».
Исследование, проведенное сотрудниками сектора социальных проблем советской архитектуры ЦНИИТИА в 1973 г., показало, что эти пропорции существенно различаются по разным группам проектных учреждений и колеблются от 1,2 до 14% архитекторов в штате специалистов учреждения. Эти нехитрые количественные показатели позволяют мотивированно задать ряд вопросов, имеющих для архитектурной деятельности весьма существенное значение.
Один из таких вопросов: целесообразно ли распыление имеющихся сил по множеству организаций, где архитекторов не более 10 человек и группа архитекторов составляет около одного процента от общей численности института? Не целесообразнее ли в ряде случаев создание крупной архитектурно-проектной организации, имеющей в своем составе лишь тех «смежных» специалистов, которые необходимы как эксперты в контактах с различными специализированными институтами? Социология архитектуры не может и не должна однозначно отвечать на этот вопрос, но может существенно облегчить выбор возможных ответов, например исследовав степень удовлетворенности выполняемой работой, характеризующей деятельность архитекторов в различных учреждениях. Специальные исследования «траектории» деятельности от исходного задания до проекта и его реализации могут и должны выявить практически используемые критерии оценки, указать те пункты, где в силу ведомственной разобщённости архитектурно-проектной деятельности возникает постоянно дублирование идентичных задач — не творческих (здесь «дублирование» в вариантности решений — основа здоровья профессии), а технических.
Отметим также, что пути взаимодействия между архитектурным проектированием и сферой строительного производства формировались без научного обоснования и отнюдь не оптимальным образом. Очевидно, потому, что ещё почти не начатые исследования организации архитектурно-проектного дела в высшей степени актуальная задача, совмещающая в себе увлекательность теоретического поиска с прямой практической полезностью получаемых результатов.
В этой линии задач социологии архитектуры есть в высшей степени любопытные теоретические проблемы, вплотную примыкающие к наиболее тонким аспектам архитектурного творчества. В самом деле, архитекторы работают в профессиональных группах, вступая в сложные профессионально-служебные и личные отношения. Между формальной лестницей должностей и лестницей творческого престижа неизбежно возникают несовпадения и разрывы. Изучение сферы межчеловеческих отношений внутри профессионального коллектива—одно из важнейших средств для выработки мотивированных предложений по реорганизации существующей системы труда архитектора.
Социология архитектуры не может и не должна выдвигать суждения о глубинном, методологическом содержании процессов архитектурного творчества, однако, исследуя цели и принципы творчества своими методами, она может существенно облегчить необходимые специальные исследования. Так, именно социолог способен объективно, т.е. исходя не из собственной концепции творчества и творческого метода, исследовать пути утверждения и распространения образцов, механизм их нередкого превращения в «штампы», роль авторитета мастера для изменения и утверждения новых критериев функционально-художественной оценки. Говоря несколько упрощенно, мы всё же можем сказать, что социология архитектуры способна помочь исследованиям творческого содержания архитектурной деятельности тем уж только, что именно её средствами строже всего можно в этой деятельности выделить нетворческое и отсечь его.
Это имеет немаловажное значение. Ведь следует считать очевидным, что не всякая задача или подзадача архитектора была и остается творческой, что архитектор, как и художник, и композитор, и учёный, наряду с творчеством занят решением множества по сути технических (в широком смысле слова) задач. Отделить эти задачи, проанализировать их — значит весьма и весьма облегчить общее совершенствование архитектуры во всех присущих ей звеньях.
Задач перед социологией архитектуры, как мы видим, много. Тем с большей тщательностью подготовки нужно развертывать исследования в этой перспективной области, которая, сохраняя свой служебный, вспомогательный характер по отношению к архитектуре, имеет немало шансов стать важным средством теоретического и методического «самопознания» архитектурной деятельности.
Опубликовано в сборнике Союза архитекторов СССР «Зодчество», №2 (21), 1978.
[*]
Претензии к утилитарной стороне дела, к инженерным решениям здесь нами не рассматриваются, как очевидные, легко выявляемые и — в принципе — проще всего устранимые.
Источник: www.glazychev.ru
Социология в строительной сфере
Если в обществе не происходит изменений, то оно погибает, начинает загнивать. Общество – живая динамическая система, подвергающаяся воздействиям как внутренних, так и внешних сил. Структурные элементы общества (социальные группы, социальные институты, общности) вступают в различные сложные взаимодействия. Это постоянное взаимодействие естественно приводит к изменениям в обществе, которые могут происходить как на микроуровне, то есть обусловлены влиянием роли отдельной личности, так и на макроуровне.
Содержание
Модели социальных изменений………………………………………… 10
Основные тенденции современного мирового развития……………. 18
Заключение………………………………………………………………… 21
Список литературы………………………………………………………. 22
Федеральное государственное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
КУЗБАССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени Т. Ф. Горбачева
КАФЕДРА СОЦИОЛОГИИ, ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ И ПРАВА
по дисциплине «Социология в строительной сфере»
студентка гр. СПбт-111
Бахолдина Наталья Александровна
Если в обществе не происходит изменений, то оно погибает, начинает загнивать. Общество – живая динамическая система, подвергающаяся воздействиям как внутренних, так и внешних сил. Структурные элементы общества (социальные группы, социальные институты, общности) вступают в различные сложные взаимодействия. Это постоянное взаимодействие естественно приводит к изменениям в обществе, которые могут происходить как на микроуровне, то есть обусловлены влиянием роли отдельной личности, так и на макроуровне.
Социальное изменение, как отмечают социологи А.А. Радугин и К.А. Радугин, это переход социальных систем, общностей, институтов и организаций из одного состояния в другое.
Понятие «социальное изменение» носит общий характер и может конкретизироваться понятием «развитие», которое в узком смысле означает необратимое изменение объектов, предполагает переход от простого к сложному, от низшего к высшему. Это такое движение общества, которое связано не с любыми изменениями, а с глубинными, изменяющими структуру общества, ведущими к появлению новых общественных отношений, институтов, норм и ценностей. Однако в обыденной речи, как правило, понятие «развитие» употребляется как синоним понятия «изменение». И в этом случае можно сказать, что понятие «развитие» используется не в узком, а в широком смысле.
Социальные изменения, происходящие в обществе, могут включать в себя прирост населения, изменения в отношениях между социальными группами, в избирательной системе, в правах личности и т.д. изменения могут относиться к области изобретений, к правилам русского языка, нормам морали и т.д.
В связи с этим, целью данной работы является рассмотрение процессов социальных изменений. Это будет достигнуто через раскрытие их сущности, причин, факторов, изучение моделей социальных изменений, а также сопоставление основных тенденций современного мирового развития.
- Социальные изменения: сущность, причины, факторы
Социальные изменения – одно из наиболее общих и широких социологических понятий. В зависимости от исследовательской парадигмы, под социальными изменениями понимается переход социального объекта из одного состояния в другое, смена общественно-экономической формации, существенная модификация в социальной организации общества, его институтах и социальной структуре, изменение установленных социальных образцов поведения, обновление и рост многообразия институционных форм и др.
В социологии, с начала ее возникновения, выделяются и исследуются, как правило, два типа социальных изменений – эволюционные и революционные. В классической социологии вплоть до начала 20 века оба эти подхода были основаны на признании объективности социального знания, что соответствовало общенаучной парадигме 18-19 веков, согласно которой научное знание опирается на объективную реальность. Законы последней, как считалось, могут и должны быть поняты, открыты и использованы для практического употребления. Разница была лишь в том, что мыслители – приверженцы эволюционизма полагали, что объективное знание о природе социальной действительности помогает разумно ориентироваться в социальных действиях, и что не следует насиловать общественную природу; а сторонники революционных изменений исходили, наоборот, из концепции необходимости переустройства мира в согласии с его внутренними закономерностями. Отсюда и два подхода к анализу и сущности социальных изменений – эволюционных, совершаемых «без насилия» или революционных, при которых социальные субъекты переустраивают общественный порядок.
Эволюционный подход берет свое начало и методологические опоры в исследованиях Ч. Дарвина. основной проблемой эволюционизма в социологии стало выявление определяющего фактора социальных изменений. О.Конт в качестве такого решающего звена видел прогресс знания. Развитие знания от его теологической, мистифицированной формы к форме позитивной обусловливает переход человека от военного общества, основанного на подчинении обожествляемым героям и вождям, к индустриальному обществу, что осуществляется благодаря человеческому разуму.
Спенсер усматривал сущность эволюции и социальных изменений общества в его усложнении, усилении его дифференциации, которое сопровождается ростом интеграционных процессов, восстанавливающих единство социального организма на каждом новом этапе его развития. Социальный прогресс сопровождается усложнением общества, ведущим к росту самостоятельности граждан, к росту свободы индивидов, к более полному обслуживанию их интересов со стороны общества.
Э.Дюркгейм рассматривал процесс социальных изменений как переход от механической солидарности, основанной на неразвитости и сходстве индивидов и их общественных функций, к солидарности органической, возникающей на основе разделения труда и социальной дифференциации, которая ведет к интеграции людей в единый социум и является высшим моральным принципом общества.
К.Маркс определяющим фактором социальных изменений считал производительные силы общества, рост которых ведет к смене способа производства, что, являясь основой развития всего общества, обеспечивает и смену общественно-экономической формации. С одной стороны, согласно «материалистическому пониманию истории» у К.Маркса, производительные силы объективно и эволюционно развиваются, увеличивая власть человека над природой.
С другой стороны, в ходе развития формируются новые классы, интересы которых приходят в противоречие с интересами господствующих классов, определяющих характер действующих производственных отношений. Тем самым возникает конфликт внутри способа производства, образуемого единством производительных сил и производственных отношений. Прогресс общества возможен только на основе кардинального обновления способа производства, а новые экономические и политические структуры могут появиться лишь в результате социальной революции, осуществляемой новыми классами против прежних, господствующих. Поэтому социальные революции, по К.Марксу – это локомотивы истории, обеспечивающие обновление и ускорение развития общества. В подходе Маркса, представлены как эволюционный, так и революционный подходы к анализу социальных изменений.
М. Вебер, который был противником идеи о том, что социальные науки могут открывать законы развития общества аналогично естественным наукам, полагал, тем не менее , что можно делать обобщения и формулировать тенденции, характеризующие социальные изменения. Их движущую силу Вебер видел в том, что человек, опираясь на различные религиозные, политические, нравственные ценности, создает определенные социальные структуры, облегчающие общественное развитие, как это всегда происходило на Западе, или затрудняющие это развитие, что Вебер считал характерным для стран Востока.
Представители эволюционного подхода они полагали свои схемы верными в отношении всех обществ, которые проходят (или должны проходить) один и тот же путь от исходного, менее развитого состояния к более развитому, современному. Поэтому эти классические социологические теории рассматриваются как теории модерна, для которых очевидна предпосылка о том, что в процессе социальных изменений стандарты модерна рано или поздно будут приняты всеми модернизирующимися странами.
Эволюционные концепции социальных изменений сыграли положительную роль в понимании разнообразных причин, определяющих развитие общества.
В то же время данные концепции не могли в достаточной мере объяснить кризисов, попятных движений и распада общественных структур. Эволюционизм не смог также объяснить социальные процессы и явления, возникающие на сжатом историческом отрезке времени, так как он исходил из рассмотрения общества в большой исторической перспективе.
Ограниченность классического эволюционизма в 20 веке преодолевались путем поиска новых подходов к социальным изменениям, среди которых выделялись теории циклического развития и теория социального изменения Т.Парсонса. В сущности, они развивали и обогащали идеи эволюционного подхода к социальным изменениям, дополняя их новыми аналитическими схемами, приходящими из смежных и других наук.
В теориях циклического развития эволюция общества рассматривалась не как прямолинейное движение к более совершенному состоянию общества, а как своеобразный замкнутый цикл подъема, расцвета и упадка, вновь повторяющийся после его завершения. Циклические концепции развития общества рассматривают социальные изменения по аналогии с маятником, когда выведенное из равновесия под действием каких либо факторов общество совершает колебательные движения от одной точки к другой, застывая посередине и восстанавливая тем самым свою стабильность.
Названный подход в России разработан А.С.Ахиезером в концепции социокультурной динамики, в которой ее история представлена как постоянное колебание «расколотого общества» между полюсами двух противоположных идеалов – вечевого и авторитарного. Раскол между ними обуславливает невозможность медиации, но задает циклическое инверсионное развитие. В ходе каждого исторического цикла осуществляется переход между двумя крайними точками инверсии – от вечевого идеала к авторитаризму и обратная инверсия. Развитие представляет собой поиск постоянного компромисса между этими полюсами, более удачный – в период развития страны и менее удачный – в период катастроф.
Теория социального изменения строится на основе теории, на основе мыслительной модели структур общества и его изменения по принципу кибернетической иерархии различных систем – организмов и личностей как ступеней растущей степени сложности. Действительно глубокими изменениями являются те, что затрагивают культурную систему. Экономические и политические перевороты, не затрагивающие уровень культуры в обществе, не меняют, поэтому и самого общества в его основе.
Общество как социальная система обладает устойчивостью, способностью к самовоспроизводству, что находит проявление в стабильности его основных структурных элементов. Если соотношение сил, элементов, поддерживающих равновесие, нарушается, но сама конфигурация общественной системы в целом, ее основные структурные элементы остаются неизменными, то утраченное равновесие быстро восстанавливается. То есть изменения остаются внутренними, а система, интегрируя в себя новые образования, в целом остается неизменной.
Второй вид социального изменения – это изменение структуры, когда система неспособна восстановить равновесие из-за сильного давления изнутри и вовне. Для сохранения целостности социальной системы происходит модификация социальных подсистем и их структурных элементов.
Более обобщенно социальное развитие общества Парсонс сводит к четырем механизмам эволюции. Первый – это дифференциация, связанная с усложнением строения общества. Второй – адаптация, под которой понимается новый способ соотнесения с окружающей средой. Третий механизм предполагает увеличение объема членства в обществе.
Прежние критерии членства в обществе теряют свое значение в эволюционирующем обществе. Четвертый – обобщение ценностей. В изменяющемся обществе ценности и нормы все в меньшей степени остаются приемлемыми для разных групп. Все шире в обществе начинают распространяться представления об универсальных, независящих от типа социальной системы человеческих правах и идеалах (например, декларация ООН о правах человека, международные силы и т.д.).
В социологических исследованиях рассматриваются насильственные и добровольные, обратимые и необратимые изменения. Изменения могут быть планируемыми и непредвиденными, осознанными или неосознанными. Целесообразно отличать организованные изменения от стихийных изменений, возникших под воздействием процессов самоорганизации.
При построении глобальных теорий социологи стараются выявить одну – две ведущие (главные) причины социальных изменений. Однако, построение реалистических моделей социальных процессов требует, как правило, мультиказуального подхода и учета сети взаимосвязанных причин. Перечислим основные типы причин социальных изменений.
1. Природные причины – истощение ресурсов, загрязнение среды обитания, катаклизмы.
2. Демографические причины – колебания численности населения, перенаселенность, миграция, процесс смены поколений.
3. Изменения в сфере культуры, экономики, научно-технический процесс.
4. Социально-политические причины – конфликты, войны, революции, реформы.
5. Социально-психологические причины – привыкание, насыщение, жажда новизны, рост агрессивности и т.д.
Перечисленные причины социальных изменений могут являться как внутренними, так и внешними по отношению к данной социальной системе. П. Сорокин полагал, что основными причинами социальных изменений являются именно внутренние, имманентные причины.
Сформулированный им принцип имманентных изменений гласит: «После возникновения социокультурной системы ее естественное, «нормальное» развитие, формы и фазы жизненного пути определяются, в основном, самой системой…». Внешние обстоятельства могут замедлить или ускорить внутрисистемные процессы, могут, наконец, ее уничтожить, но не в состоянии изменить программу развития, заложенную в систему. Система самодетерминирует свою эволюцию, что по мнению Сорокина, эквивалентно свободному развитию. Влияние внешних сил необходимо учитывать, но их взаимодействие не в состоянии изменить последовательность фаз развития системы.
Источник: www.myunivercity.ru
Социология архитектуры: как общество отражается в зданиях
Социолог Виктор Вахштайн о социологии архитектуры, ее месте в науке и связях с семиотикой и антропологией
Над материалом работали
кандидат социологических наук, профессор, декан факультета социальных наук МВШСЭН, декан Философско-социологического факультета Института общественных наук РАНХиГС, главный редактор журнала «Социология власти»
Источник: postnauka.ru
По дисциплине «Социология в строительной сфере»
1) Студент (от лат. studens, род. падеж studentis – усердно работающий, занимающийся), учащийся высшего, в некоторых странах и среднего учебного заведения. В Древнем Риме и в средние века студентами называли любых лиц, занятых процессом познания. С организацией в 12 веке университетов термин «студент» стал употребляться для обозначения обучающихся (первоначально и преподающих) в них лиц; после введения ученых званий для преподавателей (магистр, профессор и др.) – только учащихся.
Студенчество – учащиеся высших учебных заведений.
Термин «студенчество» обозначает собственно студентов как социально-демографическую группу, характеризующуюся определенной численностью, половозрастной структурой, территориальным распределением и т.д.; определенное общественное положение, роль и статус; особую фазу, стадию социализации (студенческие годы), которую проходит значительная часть молодежи и которая характеризуется определенными социально-психологическими особенностями.
2) Стремление к высшему образованию характерно для всех социальных групп молодежи. Не случайно в высшей школе встречаются группы молодежи из семей служащих, рабочих, интеллигенции. В вузе происходит своеобразная «переплавка» социального состава в слой инженерно-технической, естественнонаучной и гуманитарной интеллигенции.
Однако это не означает, что не следует принимать мер к регулированию социального состава студенчества. Существуют определенные различия в возможностях приобретения знаний у жителей городов и сел, в уровне подготовки к конкурсным экзаменам, в жизненном опыте, общей культуре, устойчивости интереса к специальности.Сейчас вуз для большинства школьников представляется очень высокой ценностью. Стремление молодежи в вузы, сопровождается столь высоким конкурсом, что он немедленно выявляет все огрехи в преподавании, особенно в сельской школе.
3) Распределение студенчества по полу в течение многих лет остается почти неизменным. В данном исследовании 43% составляют юноши и 57% девушки: такова их доля в вузе в среднем. Естественно преобладание юношей в технических вузах и девушек среди будущих гуманитариев. Процесс феминизации высшего образования остается «стихийно стабильным», хотя ситуация социального наполнения безработицы (большинство незанятых – женщины с высшим образованием) давно требует регуляции.
Как показывает исследование, в технических вузах приток студентов из родного города стал больше, чем ранее. С одной стороны, их «стартовая позиция» во многом выгоднее: теснее связь с семьей, нет необходимости испытывать трудности жизни в общежитии, легче определиться с будущим местом жительства. С социальной же точки зрения эта часть вузовской молодежи оказывается менее динамичной и самостоятельной, ее статус надолго остается зависимым от положения родительской семьи. И в самоопределении через вуз элемент личной инициативы проявляется немного позже.
Студенты из малых и средних типов поселений, как правило, возвращаются в родные места, хотя в настоящее время это можно считать вынужденной акцией. Выявленное в прежних исследованиях желание закрепиться в более развитых типах поселений сегодня не обеспечивается гарантиями трудоустройства. Отсюда – увеличение в перспективе миграционной подвижности молодежи не только в связи с потребностью в высшем образовании, но и в силу необходимости обретения в будущем более стабильной социальной позиции.
Говорить о социальном статусе студентов в зависимости от социальной принадлежности родителей весьма затруднительно в условиях перекомпозиции всей социальной структуры. В исследованиях был взят один признак – образование, связь которого с фактором выбора вуза была всегда сильной.
Более важными являются те статусные характеристики, которые складываются в период обучения в вузе. Именно на этом этапе происходит дифференциация студентов, связанная с собственной активностью в учебной, научно-поисковой, общественно-полезной, экономической деятельности. Изучение этой дифференциации важно потому, что ее структура отчасти предопределяет будущий социальный статус специалистов и является прообразом распределения в социальной структуре группы населения с высшим образованием. Ясно, что традиционные и новые слои российского общества уже воспроизводятся с участием этой молодежи.
4) Итак, молодежь стремится получить высшее образование, считая, что «без него в нынешние времена никуда», но не стоит забывать, что диплом перестает быть гарантией трудоустройства и ставит его обладателя в зависимость от спроса и предложения на рынке труда.
Список литературы
1) Лисовский В.Т., Дмитриев А. В. Личность студента. – Л., 1974.
2) Рубин Б., Колесников Ю. Студент глазами социолога. – М., 1980.
3) Власенко А.С. Некоторые вопросы воспитания студенчества. – М., 1987.
4) Мечников И.И. Этюды оптимизма — М., 1984.
5) Филиппов Ф.Р. Социальная ориентация и социальные перемещения // Вопросы социальной и профессиональной ориентации молодежи. — Свердловск, 1982.
Почему человек чувствует себя несчастным?: Для начала определим, что такое несчастье. Несчастьем мы будем считать психологическое состояние.
Генезис конфликтологии как науки в древней Греции: Для уяснения предыстории конфликтологии существенное значение имеет обращение к античной.
Как выбрать специалиста по управлению гостиницей: Понятно, что управление гостиницей невозможно без специальных знаний. Соответственно, важна квалификация.
Источник: megaobuchalka.ru