65 лет назад, 22 декабря 1936 года, умер Николай Островский, автор романа “Как закалялась сталь”. Я давно хотел написать об этой книге, и эта годовщина давала своего рода повод. Но тема была явно не предновогодняя, и я решил опубликовать заметку уже в январе.
Среди причин, заставивших меня вспомнить о романе Островского, была и где-то услышанная мною фраза о том, что “Как закалялась сталь” теперь исключена из школьной программы. А я считал и считаю, что эта книга — памятник советской эпохи, без которого эту жизнь трудно понять. Авторы идеи исключения романа из школьной программы скорее всего по-настоящему его не читали. Они — это, к сожалению, относится ко многим произведениям советской и русской литературы — знали официальную, мифологизированную интерпретацию романа, и не изучали внимательно то, что написано на его страницах черным по белому.
Когда я учился в школе под Новочеркасском, наша учительница задала нам свободную тему для домашнего сочинения — “Моя любимая книга”. Наша старая “литераторша” окончила Московский университет, и во многом благодаря ее рассказам я решил поступить в МГУ, и только в МГУ, а не в модные МГИМО, физтех и т.д. Школьную программу она, конечно, до нас доносила, но чтобы дать возможность нам “выскользнуть” из ее рамок, она задавала разрешенные тогда сочинения на свободные темы. А потом, разбирая наши сочинения, получала повод привлечь внимание к тому, что не попало в школьный учебник.
ПИСАТЕЛЬ-ТЕРРОРИСТ, ВОСПЕТЫЙ СОВЕТСКОЙ ПРОПАГАНДОЙ.
Но на этот раз я разочаровал ее и выбрал “Как закалялась сталь”. И не случайно — я уже трижды перечитывал ее и с каждым разом все больше и больше находил в ней очень много такого, о чем в учебнике не упоминалось.
Действительно, в романе Островского был официально приемлемый “пласт”. Но и сам автор романа, и те, кто ему помогал писать текст (мне называли и Анну Караваеву, и Веру Панову, и других), были незаурядными людьми. И в итоге на страницах романа появилась правда. Надо только эту правду уметь увидеть.
У меня в общей папке “Как закалялась сталь” лежат конверты с надписями — “Винтик революции”, “Подвиг: личности или идеологии”, “Бюрократия”, “Оппозиция”, “Что вошло в идеал”, “Что ждало бы здорового Корчагина”, “Стройка” и другие. В них я складывал свои выписки, заметки, комментарии.
Вот, скажем, очень короткая фраза из романа: Павел Корчагин не смог работать в ЧК и отправился на другую работу по состоянию здоровья. Если даже Павлу, этому по-настоящему стальному человеку, работа в ЧК оказалась не по силам — это говорит о многом: и о самой этой работе в ЧК, и о Павле.
Но здесь я хотел бы остановиться только на одной теме — на строительстве железнодорожной ветки для подвоза дров Киеву. Это строительство — один из центральных сюжетов романа. Глядя на работу комсомольцев, Жухрай сказал фразу, ставшую заглавием книги — “Вот где сталь закаляется”.
Что же происходило? Дрова были заготовлены. Правда, их почему-то складывали не возле железнодорожной станции, а в шести километрах от нее. Чтобы срочно доставить их в Киев — иначе город замерзнет, — нужно было перевезти их к станции. Почему возникла такая ситуация?
Как закалялась сталь (1973)
Намек в романе — вредительство. “Лысый” председатель железнодорожного лесного комитета представлен как подозрительный тип. Но в романе его только сняли с работы. В те времена это было своего рода оправданием — пуля как наказание встречалась часто. Почему не расстреляли “лысого”?
Мои размышления привели к выводу — киевские губком и губисполком были виноваты сами. Ведь трудовая армия — написано в романе — заготовляла дрова восемь месяцев. Я посчитал “обратно”, и у меня получилось, что трудармия начала работать еще в феврале. Где жили люди и что с ними стало — в романе не сказано. Но за восемь месяцев ни командиры трудармии, ни руководители Киева ни разу не подумали, как и на чем будут везти дрова до станции.
“Лысый” — тот подумал. Но — цитирую — “он не мог указывать начальству на ненормальности в чужом участке”. И почти двести сотрудников его учреждения, получая ударный паек, тоже ничего или не замечали, или не хотели замечать. Не исключено, что они были напуганы недавними “арестами руководящих специалистов”.
И правление дороги, получив от “лысого” три (!) сообщения о невозможности вывезти дрова, тоже ничего не сделало.
Вывод напрашивается сам собой — вывод о вопиющей некомпетентности тех, кого победа большевиков в революции сделала начальниками Киева. Они явно взялись за дело, которое им было не по плечу. Даже если и было вредительство — некомпетентность не позволила им его вовремя разглядеть и ликвидировать.
Различных примеров некомпетентности в книге достаточно. Так мы читаем, что уже в ходе строительства ветки, спустя два месяца после начала работ, выяснилось: “Тут вот нам косогор поперек дороги лег. Много земли вынимать придется”. И опять вопрос: что, этот косогор не видели, определяя трассу ветки? Или попросту не умели читать карту и видеть по ее линиям рельеф трассы?
Эта неготовность руководить страной у вождей, у партии, у всей новой советской бюрократии в первые годы революции и после нее во многом сочеталась с бескорыстием, с искренней верой в свою миссию насильственно осчастливить эксплуатируемые классы. Но даже в те годы — и это показано в романе — некомпетентность прежде всего “возмещалась” безжалостной эксплуатацией героического порыва масс. Присмотримся.
Предложили: построить в три месяца узкоколейку. Нужно триста пятьдесят рабочих и два инженера. При этом жить негде — есть только развалины местной школы. И Жухрай вносит предложение — “бросим туда комсомольцев”. Если “ребятам рассказать, что это спасет город и дорогу, они сделают”.
Размышляю. Если первая “база” подвига — некомпетентность партийно-советского руководства, то вторая его “база” — готовность комсомольцев на все. Говоря обобщенно — наличие человеческого материала, воспитанного по схеме: партия сказала “надо” — комсомол ответил “есть”.
О бездумном отношении руководства к комсомольцам говорят факты: смены через каждые две недели в Киеве не готовились и не прибыли. Теплую одежду в Киеве не собирали (хотя, думаю, реквизиции в городе проводились). Зато пулемет с патронами привезли вовремя. И орден Красного Знамени посулили. И, как оказалось, досрочно включили Корчагина в список умерших.
Именно из книги Островского я впервые понял, как героическая готовность молодежи на подвиг беззастенчиво эксплуатировалась начальством, прикрывая и его некомпетентность, и его безразличие к людям.
Мне нетрудно было додумать выводы из жизни и работы Корчагина и его друзей на стройке. Если всего через два года после взятия власти руководители так относились к людям, то по мере усиления бесконтрольности, всевластия, вседозволенности это игнорирование человека могло только усиливаться. И в отношении к “своим” — в аппарате власти, и в отношении к членам партии, и в отношении ко всему народу, в особенности крестьянству и интеллигенции.
Вся наша история потом не раз убеждала меня в том, что меньше всего государственный социализм и его бюрократия жалели людей: и в мирном строительстве и тем более в годы войны (я об этом недавно писал в заметках о московской битве). Но и нынешняя, новая, демократическая бюрократия целиком унаследовала эту “наследственность” и плевала на людей: и вводя шоковую терапию в 1992 году, и проводя дефолт в 1998 году, и сейчас — продолжая войну в Чечне.
А вот впервые обратил мое внимание на эту черту нашей бюрократии именно Николай Островский и именно в романе “Как закалялась сталь”.
Из текста книги Островского можно сделать и третий, исключительной важности вывод. Оказывается — и об этом прямо написано — можно было вообще обойтись без строительства ветки к железнодорожной станции. Десять тысяч кубометров дров можно было перевезти к станции на крестьянских подводах. Всего за месяц. Делая два конца в день. Хватило бы пять тысяч подвод.
Села на Украине большие, работы осенью на полях закончились. Кто бы из крестьян отказался от заработка? Но Жухрай заявляет: “Нам и сотни подвод не добыть”. Почему? В ответе на этот вопрос вся суть дела.
Крестьян большевики рассматривали как враждебный класс. Их “достали” продразверсткой. И с ними нечем было расплачиваться. Оставался один путь — силой. Уже чему-то научившийся Жухрай в успех насилия не верит, да и банда Орлика сразу получит поддержку крестьян.
Конечно, мужики могли бы работать и не за деньги. Им в хозяйстве позарез нужны гвозди, молотки, грабли, плуги, замки — все то, что могут дать заводы Киева. И что — несомненно — они давали селу многие годы перед революцией. Почему же теперь не сделать такой “продуктообмен”?
Главная причина — заводы или вообще не работают или работают в полсилы. И поэтому нечего предложить крестьянам.
А почему плохо работают заводы? Их ведь национализировали! Рабочие работают на себя! Почему же продукции стало меньше и она стала хуже?
И опять ответ дает роман Островского. Честный ответ. Надо только вчитаться.
Вот член бюро комсомольской ячейки среднего ремонта Костька Фидин. Молодежный лидер. Костик работать явно не хотел и только под нажимом мастера начал сверлить плиту. Масленку этот разгильдяй давно где-то потерял и сверлил “всухую”, не заливая сверло маслом. Предупреждением мастера пренебрег, сломал дорогое американское сверло.
Начальник подал рапорт об увольнении Фидина. Но. за него вступилось комсомольское бюро — “парень наш, а мастер — чужак”. Раз “наш”, то можно и не работать, и сверла ломать.
И хотя под нажимом Корчагина Фидина все же исключили из комсомола, история эта объясняет, почему плохо работают заводы и почему нечего предложить крестьянам. Фидин — не что-то чрезвычайное. Корчагин обобщает ситуацию так: “Старые рабочие прямо говорят: на хозяина работали лучше, на капиталиста работали исправнее”. И еще — “молодые работают хуже всех”.
Подвожу итог: строительство узкоколейки стало необходимым из-за неумения и нежелания налаживать экономический обмен с селом. Говоря иначе: из-за разрухи промышленности. После ее национализации рабочие оказались не готовы вести дела, а в лидеры вышли лодыри и разгильдяи типа Фидина.
Впоследствии, изучая материалы советской истории, я обнаружил такую фундаментальную связь. Сначала рабочий контроль. Потом — национализация. Потом — развал промышленности. Потом — нечего дать селу за хлеб. Осталось посылать продотряды в село для захвата силой оружия по доносам комитетов бедноты хлеба.
А сами комбеды состояли из крестьян, которые пару месяцев назад получили по декрету о земле наделы, но тут же их пропили и снова стали безземельными бедняками. Так что была не так уж не права популярная частушка тех лет: “Свердлов, Троцкий и Ульянов — это шайка хулиганов, а за ними коты из комитетов бедноты”. Обираемое крестьянство качнулось к вековым врагам — царю и помещикам. Так была создана среда для гражданской войны. Без поддержки крестьян ни генералы, ни интервенты, ни помещики ничего бы не добились.
Так что провал варианта с крестьянскими подводами в романе Островского — одно из следствий отсутствия соглашения с крестьянством.
Фундаментальную причину гражданской войны — недоговоренность с крестьянами из-за развала промышленности вследствие ее национализации — я в полном объеме понял потом. Но в первый раз на нее обратил мое внимание опять-таки Островский и роман “Как закалялась сталь”.
Об этих трех уроках строительства узкоколейки — некомпетентность претендентов на власть, эксплуатация доверия масс и героической готовности Павлов Корчагиных и, наконец, насильственное, волюнтаристское, волевое навязывание социализма — не считаясь с историей и даже без тех объективных основ, о которых не раз писали Маркс и Энгельс, борясь с нетерпением бланкистов и бакунистов, жаждущих поскорее, немедленно “учинить социализм” (при жизни нынешнего поколения — как стали говорить потом), — я вспоминал не раз.
И до перестройки — когда годами мы из МГУ посылали студентов на уборку и вывоз картофеля. Хотя — как и в случае со стройкой Корчагина — был другой, простой путь: картофель хранить и перерабатывать в колхозах (зимой нет работы у многих колхозников). И — по мере необходимости — везти в Москву. И в этих “картофельных” историях всплывали знакомые по “Как закалялась сталь” факты: некомпетентность руководителей, эксплуатация идейности молодежи, неумение и нежелание работать с селом, социалистические методы хозяйствования.
И в годы перестройки — когда депутаты Моссовета требовали от меня поголовного увольнения всего городского начальства, но не могли ответить мне на самые элементарные вопросы. Скажем, когда, где и с кем надо заключить договоры о поставках в Москву подсолнечного масла.
Долгие годы в нашей стране беспримерные, героические усилия Павла Корчагина и миллионов таких же, как он, поверивших в то, что они “рождены, чтоб сказку сделать былью” и построить “светлое царство труда”, перекрывали и некомпетентность бюрократии, и пороки присущих ей форм хозяйствования. Но с обязательной для государственного социализма логикой бюрократия быстро теряла революционные корни и все больше заботилась о своих интересах, о своих привилегиях. И, соответственно, тоже с неумолимой логикой — Павлы Корчагины на своем жизненном опыте, оказываясь снова и снова в ситуации “строительства узкоколейки”, все чаще приходили к выводу, что из котла общего успеха им достается малая, да к тому же постоянно уменьшающаяся доля. И в итоге на весах истории чаша героизма становится все легче, а чаша некомпетентности и неумения руководить — все тяжелее. Баланс с каждым десятилетием склонялся в сторону застоя, экономических и социальных тупиков.
Я рассказал всего лишь об одном из сюжетов романа “Как закалялась сталь”. Многое я мог бы рассказать в связи и с другими разделами романа. Но и сказанного, мне кажется, достаточно, чтобы подтвердить мою главную мысль: книга Островского — выдающееся произведение, правдиво и глубоко отразившее свою эпоху. Правда в романе Островского есть. Надо только ее видеть.
Правда же в том, что закаленная сталь, стальные люди нужны для того, чтобы лучше резать, колоть, рубить. А столь радикальные методы понадобились не только потому, что новые начальники страны только ими и владели, но и — это самое главное — стальной инструмент и соответствующие ему приемы неизбежно вытекают из того, что с самого начала была поставлена нереальная — по крайней мере для XX века — задача построения бесклассового общества всеобщего благоденствия. Но изнасиловать историю не смогла сталь даже самой высокой закалки.
Островский Н — Как закалялась сталь ( на строительстве узкоколейки) инсценировка
Небольшая станция Боярка в Киевской области давно стала известной за пределами Украины благодаря всемирно известному роману Николая Островского «Как закалялась сталь».
В своем романе Николай Алексеевич Островский ярко и непревзойденно описал все трудности строительства боярской узкоколейки в далекие двадцатые годы прошлого века. Именно Боярка дала название романа «Как закалялась сталь».
На строительстве легендарной боярской узкоколейки на боярской земле закалялась сталь характеров молодежи 20-х годов. А произведение Н. Островского можно безошибочно назвать автобиографией поколения двадцатых.
Островский Николай Алексеевич (16.9.1904 — 22.12.1936, писатель, бригадный комиссар (1936).
С 1918, после начала германской оккупации, по официальной биографии «выполнял поручения большевистского подполья». Летом 1919 связной ревкома. В июле 1919 вступил в комсомол и Красную армию. Воевал в частях особого назначения (ЧОН), которые «специализировались» на карательных операциях в тылу. В 1920 служил в бригаде Г. И. Котовского, затем в 1-й Конной армии.
В авг. 1920 тяжело ранен пол Львовом в голову и в окт. демобилизован.
После его смерти остался неоконченным роман «Рожденные бурей» о Гражданской войне в Западной Украине. Еще при жизни стал героем советской пропаганды, создавшей из него образ идеального комсомольца. Произведение Островского выдержало более 200 изданий на многих языках мира.
Корчагин,Боярка,дорога.
— Что касается закалки стали, то мозги нам действительно сумели
закалить до чугунного состояния, чего нельзя сказать о нервах.
— Бедный парень: искренне верил в то, за что дрался, герой идеи, жизнь
положил, слепым трупом на койке — писал! боролся! и не хуже других. Конечно,
с литературной, точки зрения ничего это из себя не представляет.
— Да? так вы что, не слышали, что на самом деле писала это за него
бригада профессионалов? совершенно известная история. Он действительно
пытался. а нужно было создать легенду, знамя, ударную книгу сталинской
молодежи.
— Слушайте, я в литературе не сильно волоку, но один случай там
интересный; примечательный. Про узкоколейку. Все помнят, да: строили,
метель, зима, дрова возить, голод, герои?
Так вот. Я как-то на шабашке строил с бригадой узкоколейку в
леспромхозе. Валим просеку, обсучковка, режем стволы на шпалы и укладываем,
потом рельсы накладываем и пришиваем. По десять часов, в заболоченной тайге,
гнус жрет, — пахота. И за месяц вдевятером сделали километр. Тяжело; спали
спокойно, жрали каши-макароны — от пуза.
И вот в выходной как-то я вспомнил — и задумался: а сколько же они там
километров-то сделали, в «Стали»? Интересно.
Прилетел домой — схватил книжку с полки.
Изумительная вещь обнаружилась! Я там такого вычитал — семьдесят лет
назад бедные комсомольцы сами не подозревали! Явная диверсия была устроена —
и до сих пор не раскрыта.
Ну, что городские власти в ноябре обнаружили, что скоро будет зима, а
дров нет — это по-нашему, по-советски; это уже неплохо.
Сколько послали комсомольцев? — Триста.
Сколько верст надо построить? — Шесть.
Кто проходил в первом классе арифметику? Сколько будет разделить триста
комсомольцев на шесть верст? — Будет один комсомолец на двадцать метров.
_Двадцать метров!_
Объясняю, что такое двадцать метров. Это двадцать пять шпал и три звена
рельсов (они шестиметровые). Шпала-кругляк под узкоколейку весит килограмм
двадцать пять. Рельс тогда под узкоколейку шел практически весь ТИП-18 или
ТИП-22 — это восемнадцать или двадцать два килограмма на погонный метр, а
весь рельс, стало быть, сто десять — сто тридцать кило. И вот эти двадцать
пять шпал и шесть рельсов на человека они и делали геройски бесконечные
недели!! эпопея!! причем шпалы лежали уже готовые, только подноси и клади!
да мы им эту вонючую дорогу вдевятером за месяц сделали бы!
Организация — сверхбездарная! куча народу без толку. Делись на три
смены вкруглосуточную, доставай любые тележки возить шпалы и рельсы вдоль
трассы, — да там на два дня максимум работы для такой оравы!
А самое главное — на кой черт они долбили в мерзлой твердой земле ямки
под шпалы. Какой идиот, какой саботажник им это велел?! Рабочая ветка на
пару месяцев, скорость на ней не нужна, — на фига копать?! кладут прямо на
землю! все, всегда, везде!!
Да — холодно-голодно-бандиты. Конечно. Так не два дня, а шесть: четыре
шпалы и одна рельса в день. Норма дистрофика с нарушением координации. Да
нет — просто смехотворно. Апофеоз идиотизма. Прообраз наших строек. Боже
мой!
Я бы добавил вагон теплушку с пулеметом на крыше.
Прикрепленные изображения
#2 K-49
Я бы добавил вагон теплушку с пулеметом на крыше.
Черт побери! Я несколько раз перечитывал роман Островского, несколько раз смотрел фильм с участием Ланового. Но до такого простого и верного анализа подвига киевских комсомольцев не удосужился дойти.
Вот так разрушаются благородные идеи!
Теперь я понимаю, почему Тоня Туманова с горечью смотрела на Павку Корчагина в момент их встречи на строительстве дороги. Очевидно, что она думала в тогда: «Милый и глупый, Павел, зачем же ты себя так изводишь?!»
#3 Stary_Voin
Как и большинство советских фильмов о том времени. Они учили не думать, а чувствовать. Это кстати, получалось отлично, во многом благодаря хорошим песням.
Фильм смотрел очень давно, но почему то помню не мороз, а грязь. Как Павка Корчакин веревкой подошву к сапогу привязывает. Мороз тоже был?
#4 Legatus
Собственно я думаю что «мы за ценой не постоим» зарождалось в эти романтические годы коренного слома сознания/быта/мышления.
#5 Stary_Voin
Собственно я думаю что «мы за ценой не постоим» зарождалось в эти романтические годы коренного слома сознания/быта/мышления.
Я бы сказал, что «за ценой не стояли» и в РИ.
#6 K-49
Много странного в этой истории об узкоколейке.
Во-первых, в романе строительство подъездных путей происходит глубокой осенью 1921 года.
» 4 декабря. Всю ночь валил снег. В Боярке, пишут, все засыпал. Работа стала. Очищают путь.
Сегодня губком вынес решение: стройку первой очереди, до границы лесоразработки, закончить не позже 1 января 1922 года. Когда передали это в Боярку, Токарев, говорят, ответил: «Если не передохнем, то выполним».
В то время как источники сообщают, что голод и топливный кризис наблюдался в Киеве в конце 1920 и в начале 1921 годов. А уже летом 1921 года положение в городе удалось выправить доставкой каменного угля с Донбасса.
» Железнодорожное движение улучшилось. Летом 1921 г. подвезли уголь из Донбасса, и зимой 1921-1922 г. в домах Киева заработали центральное отопление и водопровод.»
Во-вторых, в одном из источников я встречал сообщения, что на первоначальном этапе вывоз заготовленных дров по узкоколейке осуществлялся гужевым способом, используя для этих целей до 40 вагонеток. Каждый такой импровизированный состав делал за сутки по две ходки.
«Легендарная узкоколейка, которую, возможно, строил Н. Островский и которая описана в романе «Как закалялась сталь». На станции Боярка установлен бывший белорецкий паровоз К157-73 (под номером 157-76) и памятный знак. Узкоколейки для вывоза дров действовали уже в 1920 году. Памятник установлен в 1989 году, как символ спасения Киева от топливного кризиса в холодную зиму 1921 года.
По Боярской узкоколейке длиной 7 верст в этот год дрова возили лошадьми на 40 вагонетках. Каждый ямщик ежедневно делал две ходки. За 1920·1921 годы в зоне этой узкоколейки было заготовлено 49536 кубометров дров и 20397 кубометров деловой древесины. В апреле 1921 г. чрезвычайная комиссия, созданная из представителей высших органов, обследовала трассы строительства 11 узкоколеек общей протяженностью 78 верст. В августе был утвержден план первоочередного строительства узкоколеек Мотовиловка·Дорогинка (насыпь высотой от 0,8 до 3 м частично сохранилась).http://blog.maximuma.net»
В романе же речь идет о подготовке к эксплуатации пяти узкоколейных паровозов, взятых в Пуще-Водице.
В романе акцентируется тема прямого вредительства руководителей Железнодорожного лесного комитета (Жиллескома), которые якобы в преступных целях организовали заготовку дров в лесах Боярки, отстоящих на значительном расстоянии от уже существующих железнодорожных путей. В сцене заседания губисполкома, посвященного проблеме вывоза дров, называются следующие цифры — необходимо 5 тысяч подвод для вывоза в течение месяца 210 тысяч кубометров заготовленных дров.
» Вот видите. — надавил пальцем развернутую карту Жухрай. — Вот станция Боярка, в шести верстах — лесоразработка. Здесь сложено в штабеля двести десять тысяч кубометров дров. Восемь месяцев работала трудармия, затрачена уйма труда, а в результате — предательство, дорога и город без дров. Их надо подвозить за шесть верст к станции.
Для этого нужно не менее пяти тысяч подвод в течение целого месяца, и то при условии, если будут делать по два конца в день. Ближайшая деревня — в пятнадцати верстах. К тому же в этих местах шатается Орлик со своей бандой. Понимаете, что это значит. Смотрите, на плане лесоразработка должна была начаться вот где и идти к вокзалу, а эти негодяи повели ее в глубь леса.
Расчет верный: не сможем подвезти заготовленных дров к путям. И действительно, нам и сотни подвод не добыть. Вот откуда они нас ударили. «
«- Есть один выход, товарищи: построить в три месяца узкоколейку от станции до лесоразработок — шесть верст — с таким расчетом, чтобы уже через полтора месяца она была доведена до начала сруба. Я этим делом занят уже неделю. Для этого нужно, — голос Жухрая в пересохшем горле заскрипел, — триста пятьдесят рабочих и два инженера. Рельсы и семь паровозов есть в Пуще-Водице.
Их там комса отыскала на складах. Оттуда до войны в город хотели узкоколейку проложить. Но в Боярке рабочим негде жить, одна развалина — школа лесная. Рабочих придется посылать партиями на две недели, больше не выдержат. Бросим туда комсомольцев, Аким?»
Окончание строительства дороги в романе датировано точно.
«9 января. Почему так тяжело? Прежде чем сесть к столу, я плакала. Кто мог подумать, что и Рита может рыдать, и еще как больно! Разве слезы всегда признак слабости воли? Сегодня причина их — жгучее горе. Почему же оно пришло?
Почему горе пришло сегодня, в день большой победы, когда ужас холода побежден, корда железнодорожные станции загружены драгоценным топливом, когда я только что была на торжестве победы, на расширенном пленуме горсовета, где чествовали героев-строителей? Это победа, но за нее двое отдали свою жизнь: Клавичек и Корчагин.»
Источник istorya.ru